Я вцепилась в одеяло двумя руками, испуганно глядя, как четверо синьоров приближаются к балдахину.

– Пустое, – прошелестел князь, наклонился и одним плавным рывком выдернул из-под меня простыню.

Белую, в красных разводах.

Как мне стало стыдно! Чудовищно, нечеловечески. Щеки опалил жар, тело сковало холодом, даже зубы клацнули от дрожи.

Экселленсе скорбно хмыкнул:

– Бедное создание.

– Она не страдала, – заверил дож с холодной улыбкой. – Не более, чем было необходимо.

Я прислушалась к телесным ощущениям. Страдала я или нет? Болел живот, гадко и ноюще, еще саднило горло, и вкус во рту был мерзейший, будто там справила новоселье семья кальмаров, а после несколько поколений хоронили там же усопших родичей.

– Цель оправдывает средства? – Усмешка князя была на несколько градусов холоднее. – Что ж, синьоры, высочайший брак свершился, не будем далее утомлять новобрачных своим присутствием.

Мадичи разжал пальцы, выпуская простыню на пол, нижайше мне поклонился и покинул спальню. Прочие «граждане» отправились за ним.

– Гаденыш, – сообщил Чезаре закрытой двери. – И почему никто не предупредил, что эта развалина выглядит лучше меня?

Дурацкий вопрос, у меня была дюжина лучших. Например, желает ли дражайший супруг быть похороненным на родине или в усыпальнице дожей в Аквадорате? Не будет ли он возражать против украшения залы Большого Совета собственными кишками? И какой танец он желает на своей могиле в моем исполнении, тарантеллу или гильярду?

Я спросила:

– Где моя одежда?

Чезаре как раз отодвигал стенную панель на противоположной от гардеробной стены.

– Здесь. – Он вытянул за ручку плетеную корзину, из которой торчал сноп какой-то травы. – Это полынь, я решил, что ее запах должен перебить вонь. Но кто мог ожидать, что проверять консумацию явится сам экселленсе?

– Вонь чего?

Тишайший фыркнул:

– Ты, драгоценная супруга, блевала часа четыре без пауз.

– После того, как ты меня обесчестил?

– После того, как налопалась чего-то отравленного, стоило мне оставить тебя без присмотра на три четверти часа.

Он развернул аквамариновый шелк и уставился на него с видом естествоиспытателя. Меня замутило:

– Тартолини и виноград.

– Что из этого что, уже не понять. Да и не важно. – Дож бросил платье в корзину. – Сегодня не ешь ничего, только пей. Артуро выделит твоим фрейлинам несколько кувшинов воды, вечером…

– Твои яства не проверяют перед подачей?

– Обычно да, но вчера, по досадной случайности, обоих дежурных проверяльщиков скосила инфлюэнца. Ты поняла? Ни крошки из чужих рук, ни глотка. Вечером я дам тебе бульона, это успокоит желудок. Сейчас иди в ванную, – он кивнул за панель, – я велю донне да Риальто помочь тебе с гардеробом.

И этот стронцо подхватил с кровати свой халат.

– Большой Совет: нужно пользоваться моментом, пока благословение моря не выветрилось от времени.

– Минуточку! – Я так энергично дернулась, что одеяло сползло, открывая ключицы. – Ты раздел меня, чтоб скрыть следы рвоты?

– Меня так умиляет стремление женщин говорить лишь о себе. – Тишайший вздохнул без умиления, но со скорбью. – Да, поэтому раздел. Помощи ждать было неоткуда. В коридоре – почетный караул. Хорош бы я был, если бы в первую брачную ночь позвал кого-нибудь на подмогу. Сказали бы, что дож как мужчина слаб.

Стремление женщин? Сам-то только о себе, любимом!

– Поэтому я ополоснул тебя, как мог, и спрятал следы в ароматных травах, которые используют для ванн.

– И я не проснулась?

– Сонное зелье оказалось хорошим, и попало оно в тебя раньше отравы.

– А консумация?

– Исполнена, о чем даже сиятельный Мадичи…

– Она произошла до или после рвоты? Или ты использовал «несомненную мужскую силу», пока я блевала?

Чезаре хихикнул:

– Успокойся, глупая саламандра, твоя яйцекладка столь же невинна, как и вчера.

– Кровь!

– Куриная. И гаденыш Мадичи это унюхал. Неужели ты не уловила сарказма в его «бедняжке»?

От нахлынувшего облегчения я улыбнулась.

– И неужели ты думаешь, что хоть какой-нибудь мужчина, будь он трижды силен по этой части, возжелает блюющую даму? – продолжил стронцо Чезаре, и улыбка моя померкла. – Да и вообще, возлечь с девицей, мечтающей об объятиях другого? Я, по-твоему, кто, насильник?

– Тогда зачем весь этот маскарад? Комиссия, птичья кровь?

– Затем, драгоценная супруга, что чудом – подарком моря – я собираюсь пользоваться на полную катушку и в целях, которые твою юную головку интересовать не должны.

– Ты дашь мне развод?

– Да.

– Когда?

– Когда чудо протухнет и перестанет приносить мне пользу. Я лично покаюсь перед Советом, ты поплачешь, достойный Эдуардо… тоже что-нибудь сделает, чтоб убедить достойных патрициев в своей безмерной любви. Спектакль сработает, не сомневайся. А пока, будь любезна, изображай счастливую новобрачную. И если твоя игра будет достоверна, клянусь, я сам вложу твою холодную лапку в руку синьора да Риальто.

– Почему я должна тебе верить?

– Я поклялся.

– А если ты передумаешь, если завтра или через неделю твое мужское естество попытается со мной возлечь?

Чезаре расхохотался:

– Милейшая синьорина Саламандер-Арденте, к услугам моего мужского естества сотни синьор и синьорин благословенной Аквадораты, и ни одна из них не извергала на меня потоки рвоты… – Он запнулся, будто припомнив подробности. – Не важно! В общем, Филомена, даже если, к моему ужасу, в игру вступит твое женское естество, в существовании которого я пока не уверен, тебе придется очень постараться, чтоб тишайший Муэрто одарил тебя своим вниманием.

Дож запахнул халат и распахнул двери спальни.

– Донна да Риальто, – кивнул он Мауре, – вашей госпоже надо принять ванну. Донна Маламоко, проводите меня.

Карла бросила на меня вопросительный взгляд, я пожала плечами. Щеки горели от стыда и обиды.

– Встретимся у гондолы, Таккола! – Подруга ринулась ко мне, за ней, пропустив в дверях дожа с синьориной Маламоко, вошло пятеро горничных, нагруженных одеждой.

– Заприте дверь. – Командирша принялась за дело. – Лу и Чечилия, в ванную, готовьте воду. Констанс, займись платьем, Ангела, постельное белье в стирку, Инес, помоги мне поднять донну догарессу.

– Или простыню прикажешь сжечь? – шепнула Маура, придерживая меня за плечи.

– Кровь куриная, – одними губами ответила я.