Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Кто-то» или «что-то»? Может оказаться и так, что лучше не знать о том, чем ты становишься, перестав быть легатом Старой Гвардии.
– Без «может».
– Обстоятельства изменились.
– Я заметил.
– Притом что знаю тебя уже двенадцать лет, – произнес Падре, – нельзя сказать, чтоб я очень быстро соображал.
– Думаешь, можно сказать, что ты меня знаешь?
– Когда ты летаешь – да. Все остальное время ты лжешь. Любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду.[4]Но в небе ты честен, и то, что я вижу, меня устраивает. Нас всех устраивает. Да ты это и сам знаешь.
Снова молчание.
Падре прав… А еще Падре мог бы добавить, что он единственный, кто более-менее в курсе, что такое Тир фон Рауб. Падре следит за ним, задает ему вопросы, требует ответов, дает полезные советы и вообще не стесняется вмешиваться в его жизнь. Интересно, это от недоверия? Падре опасается, что события, происходящие на земле, отразятся на том, что Тир делает в небе?
Или зачем ему?
– Это «что-то», – заговорил Тир, – то, что не легат Старой Гвардии, оно разное. Совсем. Поэтому Катрин никогда не сможет… ни один человек не сможет… сосуществовать. Даже при условии, что я не убью. Может, это предохранительный клапан, я не знаю, плата за способность к перевоплощению. Как бы там ни было, сделать ничего нельзя. Если я попытаюсь остановиться на чем-то одном, то рехнусь я, а не Катрин. И, знаешь, это будет гораздо хуже.
– А твой сын?
– Гуго? – Тир улыбнулся и поглядел вверх, как будто мог увидеть сквозь крышу ночное небо. – Представь себе, Падре, такую же тварь, как я, но при этом не демона. И не людоеда. Когда Гуго вырастет, я стану не нужен.
– Это вряд ли.
– Не тебе решать. И даже не Эрику…
Оборвав себя на полуслове, он прислушался к часовым.
Они заснули. Вот только что взяли и заснули, как будто выключил кто.
На досках стола меж кувшином
вина и ломтем хлеба
лежал стреноженный хищник,
трофей, добыча и хлам.
Евгений Сусаров
Не договорив, Тир вдруг насторожился, уставившись на дверь ангара. Взгляд его изменился. И Падре вскочил на ноги одновременно с ним.
Тир положил руку на колпак кабины Блудницы. Это было равносильно команде «по машинам». Падре кинулся к своему болиду, не дожидаясь приказа.
Запрыгнуть в болид и запустить двигатели – дело нескольких секунд.
Дверь ангара бесшумно откатилась в сторону, внутрь влетел комок пламени. Ослепил. Свалился на пол, немного не долетев до Блудницы. И Тир, вместо того чтобы сесть в машину, сдернул с фюзеляжа свою шинель, набросил ее на растекшийся по полу огонь.
В дверь метнулись тени – черные размытые силуэты. Падре не разглядел их толком: перед глазами плясали огненные точки. К болиду он уже не успевал, поэтому выхватил меч и бросился вперед. Услышал голос Тира – тот приказывал нападавшим остановиться. Но кто ж его слушать будет, это же явно керты, люди не бывают такими громадными.
В дверях уже слышались звуки ударов, но почему-то не слышно было голосов. Кто-то молча отлетел в глубь ангара. Суслик, он только с виду маленький и дохлый, а если врежет – мало не покажется. Когда Падре подоспел, тот в каком-то немыслимом пируэте ударил пятками в челюсти сразу двоих противников. Один ударился о стену и сполз, не подавая признаков жизни, второй мотнул головой, разинул рот… и налетел на меч Падре.
Итого – минус четверо. Три тела здесь, одно – за спиной, пытается встать. Сколько же их?..
Падре успел зарубить еще одного, прежде чем к делу подключились маги.
Потом он мог только смотреть, сдавленный полями так, что едва дышал, спеленатый, как младенец, и такой же беспомощный.
Вроде бы Тир успел поднять тревогу. Его должны были услышать – не так уж далеко, вон, буквально в сотне шагов, курят и гомонят празднующие победу техники. Неужели не слышали? Ну тогда что им стоит посмотреть в эту сторону?! Увидеть, как двоих, чума всех забери, старогвардейцев – старогвардейцев, не кого-нибудь! – тащат через поле к лесу кертские диверсанты.
Один из техников действительно обернулся, и Падре взвыл про себя от радости – вслух не получалось. Но ничего не произошло. Техник отвернулся обратно, а керты как бежали трусцой к лесу, так и продолжили бежать. Тира один из них тащил, перебросив через плечо, Падре волокли сразу двое, время от времени выдавая взбешенному эстремадцу пинка.
Тяжелый он, видите ли, тащить неудобно. А неудобно, так бросьте, уроды зубастые! Нечего хватать то, что унести не можете! Бросайте, ну! Даже Суслик подтвердит, что таскать тяжелых старогвардейцев – это непроизводительная трата энергии. Суслик, он все об этом знает…
Ох… Падре тяжко упал на холодную, мокрую палубу шлиссдарка. Давление полей ослабло, однако керты тут же связали его, как барана, накинув скользящую петлю на шею и затянув другой конец веревки на щиколотках. Руки связали за спиной, скрутив запястья так, что Падре крякнул от боли. Шлиссдарк тем временем взлетел, но шел низко, прижимаясь к голым деревьям. Керты, хоть и прикрывались магией или чем там – помощью духов, – все равно опасались погони.
Один из них наклонился над Тиром, внимательно рассмотрел, кивнул и выпрямился. Губы его зашевелились, но Падре не услышал ни слова. Зато Тир – этот-то, мастер по губам читать, – явно понял, о чем речь. Бросил на Падре отчаянный взгляд.
И закрыл глаза.
Следующую четверть часа из Тира вытягивали излишек жизней. Как он это называет? Посмертные дары… вот их и вытягивали. С умом, между прочим. Методично ломали пальцы, дробили кисти, ждали, пока переломы перестанут срастаться, пока перестанет затягиваться прорванная обломками костей кожа. Знали, что делали: даже если Тир и умел управлять этими своими демоническими исцелениями, он все равно скорее дал бы убить себя, чем позволил искалечить себе руки. Он не чувствовал боли – это Падре знал, все старогвардейцы знали, что больно легату не бывает, но все существо Падре исходило протестующим криком, когда снова и снова ломались тонкие кости.
– Да что ж вы делаете, суки! – орал он, хоть и знал, что керты не слышат его. – Он же пилот – что ж вы творите?! Да лучше б вы ему голову оторвали!
Может, это и правда было бы лучше? Без головы Тир фон Рауб только материться не сможет. А без рук-то – умрет ведь.
Когда керты закончили, они замкнули на шее Тира металлическую полосу. Искалеченные руки свели за спину и притянули к ошейнику…
…Падре пришлось напоминать себе, что это не больно…