— Разумеется, — вспыхнул Ташковский. — Меня здесь все знают. Сам Арипов читал мои книги… Он пожалеет о том, что случилось.

Максим вздохнул:

— По-моему, вы несколько заблуждаетесь по поводу Арипова. Даже будь вы трижды Нобелевским лауреатом или самим папой римским, ему сейчас искренне на вас наплевать!

На какое-то мгновение Ташковский даже потерял дар речи от подобного кощунства. Но постарался не показать, сколь глубоко его задело замечание Максима.

— Наплевать? С чего вы взяли, что ему наплевать на меня?

— Вы слышали орудийную стрельбу? Если вы еще не поняли, то объясняю популярно: это Арипов сражается за свою жизнь. Если победит Рахимов, дядюшке Фархату — крышка. Ему сейчас ни до кого нет дела.

И он, как плохой врач, не любит афишировать свои ошибки. Если Арипов узнает о нас, тут же велит устроить небольшой сабантуйчик со стрельбой в подвальчике. Догадайтесь с трех раз, кто у них сойдет за мишень? — Он смерил Ташковского скептическим взглядом. — Догадались? Правильно, мы с вами. И как вы поняли, сделают все тихо, без огласки. Здесь такое в порядке вещей. Так что молите Бога, чтобы Арипову о нас не доложили. Будем надеяться, что его солдаты достаточно ленивы и неисполнительны.

— Но международная конвенция…

— Заткните вы эту конвенцию сами знаете куда! — не сдержался и рявкнул Максим. — Вы что, с луны спрыгнули, не понимаете, куда попали? Арипов за пять лет своего правления уничтожил более десяти тысяч человек. Их без суда и следствия сбрасывали в пропасть или давили танками в пустыне. Эти люди попросту исчезли, так что молитесь, чтобы поутру не пополнить их ряды.

— Это полнейшая ерунда! — вспылил Ташковский. — Я приезжаю сюда третий раз и ничего подобного не слышал. Массовые казни не так-то легко утаить. К тому же здесь постоянно пасутся ребята из Красного Креста и Полумесяца. От них и вовсе ничего не скроется.

— Кто вас приглашал в Баджустан?

— Президент. И Садыков. Мы с ним — друзья.

Здесь хорошая охота, да и пару раз в горы поднимались. Отменную форель ловили…

— А с кем-то еще вы встречались?

— Конечно, и с чиновниками, и с простыми людьми. Поверьте, мне все равно, с кем общаться, лишь бы человек был хороший. А они и вправду славные ребята!

— С вашей стороны это звучит просто благородно, — заметил язвительно Максим. — И вы помните имена этих славных ребят?

— Еще бы! Больше всех мне понравился министр внутренних дел Мамедов. Он…

— Не надо, — простонал Максим и, сев на табуретку, закрыл лицо руками.

— А что? — удивился Ташковский.

Максим отнял ладони от лица и посмотрел н", него:

— Послушайте, что я хочу рассказать вам. Это будет совсем коротко. Ваш славный приятель Мамедов начинал еще в советские времена под крылышком Садыкова. Арипов давал команду «фас», и они давили каждого, кто посмел хотя бы искоса в сторону первого секретаря обкома посмотреть, не то что слово молвить. А следы они заметать умеют. Только вы не правы что никто об этом не знал. Ребята из нашего посольства не зря свой хлеб едят. А что касается Красного Креста и Красного Полумесяца, то они тоже не балду пинали, это я вам ответственно заявляю, просто сейчас это к делу не относится.

Мамедов был отличным исполнителем, но однажды он допустил промах. Один из смерткиков выжил и. ускользнул из его рук. Это его пушки и ракеты стреляют сейчас на подступах к городу. Пушки и ракеты Сулеймена Рахимова. — Максим похлопал Ташковского по плечу. — Арипов не простил это Мамедову. И знаете, что с ним случилось?

Ташковский сидел вжав голову в плечи. И, посмотрев затравленно на Максима, с трудом произнес.

— Откуда я знаю?

— И никто не знает. Мамедов исчез. Как сквозь землю провалился. Или испарился. По-моему, его просто закопали где-нибудь под барханом Возможно, даже живым. Это у них тоже в порядке вещей.

— Но ведь он был таким хорошим, приветливым малым. Знал массу анекдотов. Мы сошлись на почве любви к рыбалке. И я не заметил у него никаких отрицательных задатков. А ведь как писатель должен был обратить на это внимание в первую очередь.

— Неудивительно, что вы ничего не заметили. У людей, подобных Мамедову, мозг разбит на ячейки.

Если кто-то из обычных людей убьет человека, то останется с этим на всю жизнь. Будет заниматься самоедством и самобичеванием. Но с Мамедовыми все иначе. Они убивают людей и тут же забывают об этом. Эта жизненная ячейка словно выпадает из их памяти, выключается навечно. Поэтому они всегда готовы убивать. И это ни в коей мере их не беспокоит и не сказывается на дальнейшей жизни.

— Господи, — Ташковский схватился за голову, — я ловил рыбу с убийцей.

— Больше уже не будете ловить, — жестко произнес Максим. — Вы вообще ни с кем и никогда больше не будете ловить рыбу, если мы не выберемся отсюда.

— Но тогда зачем здесь наши вояки? Дармоеды!

Неужели нельзя навести порядок в этом гадючнике?

— Не трогайте армию, если ни черта в этом не понимаете! — Максим окинул Ташковского брезгливым взглядом. — Вы не видите дальше собственного носа! Но стоит вам получить щелчок по лбу, как тут же орете «Караул!» и бросаетесь за помощью к военным. А они, к вашему сведению, придерживаются здесь политики невмешательства. — Он исподлобья посмотрел на Ташковского. — Или вы желаете, чтобы Россия повторила печальный опыт войны в Афганистане? И потом, свободу нельзя поднести людям на блюдечке, они сами должны ее взять. Рахимов это знает и, похоже, кое-чего уже добился… — Максим взглянул на поникшего Ташковского. — Вы хотели украсть нашу машину, не так ли? Не солдаты, а именно вы хотели угнать ее, чтобы скрыться в одиночку? Я прав?

Ташковский растерянно улыбнулся и развел руками.

— Я зашел в вестибюль, когда вы разговаривали с Костиным. Услышал про землетрясение, испугался и подумал, что нужно поскорее удирать из города.

— И вы решили бросить остальных на произвол судьбы?

Ташковский горестно глянул на Максима и едва заметно кивнул.

— Не понимаю. — Максим посмотрел на него с сожалением. — Я этого не понимаю. Вы — писатель, известная личность. Человек с железной волей, с которым, как я полагаю, никто не может сравниться в стрельбе, борьбе, пилотировании самолета. Что случилось с вами?

Ташковский почти упал на грязный матрац на полу, отвернулся к стене и сдавленно произнес:

— Идите вы к дьяволу!

Максиму показалось, что он вот-вот зарыдает.

За ними пришли часа через четыре. Вытащили из камеры и погнали куда-то по коридору. Стены кабинета, куда их привели, были серо-зеленого цвета. Он был голым и мрачным, как и все подобные кабинеты. И так же обычен, как и фигура сидящего за столом человека. Темные с прищуром глаза и равнодушный взгляд можно встретить в любой точке земного шара, там, где одни люди пытаются упрятать за решетку других людей. И будь они хоть раскосые, хоть темнокожие, хоть рыжие, хоть блондины, суть у них — одна, а все прочее не имеет никакого смысла.