- Он и есть герой. А вы так не считаете? «Может быть, в отношении тебя и своей златовласки, но…»

В глазах Мейлин снова появилась тень боли, талантливая актриса забыла про нее. Сэм вдруг понял, насколько она уязвима и несчастна.

- Расскажите мне тогда о героях, с которыми вам пришлось сталкиваться в жизни, Мейлин, - тихо попросил он. - «Или нет, расскажите мне лучше о самом важном в вашей жизни, о том, что изменило ее».

«Моими героями были мои родители, - подумала про себя Мейлин. - Пока я не узнала, что отец вовсе не погиб, а мать все эти годы лгала мне. А самый важный, переломный момент? День, когда я узнала, что все это ложь».

- Мейлин? - ласково позвал ее Сэм, видя, что от какой то внутренней муки ее глаза снова становятся ледяными. Он сказал ей многое, очень многое, не всю правду, но так много он не рассказывал еще ни одной женщине. И что взамен? Она уплывала от него, отталкивала его.

- Я должна подумать над этим, - сказала она, своим тоном давая понять, что разговор окончен. - Я не могу припомнить ни героев в своей жизни, ни каких то переломных моментов.

- О'кэй, Джейд, подумайте об этом. - «А я подумаю над тем, не является ли мое увлечение тобой самой самоубийственной вещью во всей моей самоубийственной жизни».

- «Я могу сама пройти шесть кварталов!» - смеясь и сияя, поддразнила себя Алисон.

Теперь, когда она отправилась в этот путь, у нее точно так же сияли глаза, и она ощущала прилив энергии, такой же огромный, как сокровища, которые надеялась обнаружить в Гонконге.

Она хорошо выспалась и проснулась готовой к приключениям. Алисон попросила, чтобы в прачечной погладили ее бело голубое платье, а когда через тридцать минут его доставили назад в номер освеженным и без единой морщинки, она задумалась над тем, какие туфли, пояс и украшения выбрать к этому платью.

Большую часть двух чемоданов, с которыми она прибыла в Гонконг, занимали карты города, справочники, путеводители, объективы и фильтры. Она взяла с собой ровно столько одежды, чтобы можно было дотянуть до вторника, когда прибудет остальная часть багажа. И все же, хотя аксессуаров в чемоданах оказалось не так уже много, казалось, прошла вечность, прежде чем она выбрала между белыми и голубыми туфлями, белым и красным поясом, между жемчугом и золотом для шеи и ушей.

Теперь настала очередь волос. Алисон запаслась золотыми заколками, шпильками и лентами для волос, но это все для домашнего применения, для работы, чтобы волосы не падали на глаза, когда она читала, писала или проявляла пленки. Алисон подумала, не сделать ли ей прическу, может быть даже зачесать волосы гладко, как у Мейлин. Однако, едва прикоснувшись к своим золотисто рыжим прядям, она оставила эту мысль - бесполезно. Все равно в раскаленном влажном приморском воздухе все ее ухищрения превратятся в ничто, когда от прически начнут отделяться упрямые локоны и предательски завиваться.

«Бесполезно, - подумала она, когда по дороге почувствовала, как начинают жить своей жизнью ее локоны. - Бесполезно, глупо… Джеймс все равно женат на своей работе, он верен памяти жены, а если когда нибудь и увлечется, то это будет женщина вроде Мейлин. Теперь же его единственная страсть - его обещание Гуинет - «Нефритовый дворец».

И я выложусь полностью, до последней капли, когда буду фотографировать Гонконг, - поклялась себе Алисон. - Ради Джеймса, ради его улыбки».

Тротуар вдоль Чейтер роуд представлял собой бурлящий ручей, полный целеустремленных человеческих существ. В отличие от него, сама улица была ленивым и почему то безмолвным потоком автомобилей, такси, автобусов и троллейбусов. Алисон слышала, как урчат моторы и изредка позванивает колокольчик троллейбуса. Однако совершенно не было слышно гудков - это при том, что в среднем четыреста восемнадцать автомобилей на милю дорожного покрытия делали уличное движение в Гонконге одним из самых оживленных в мире. Но оно было такое цивилизованное - даже шоферы такси носили белые перчатки. Все были так вежливы, словно направлялись на светский раут.

Двигаясь по тротуару в общем людском потоке, Алисон поглядывала на высящиеся над головой небоскребы. Их затененные стекла отсвечивали розовым, серебряным, золотым, и сами стеклянные башни сверкали, их острые грани таяли в раскаленном воздухе. Она подумала, что могла бы запечатлеть это на пленке, только по своему. Каждое здание нужно сфотографировать как отражение соседа - золотое, отраженное в серебряном, розовом или голубом. А может быть, попробовать даже золотое на золотом…

У пересечения с Меррей роуд Алисон оставила мысли о предстоящих съемках и устремила взгляд на здание, куда держала путь - Башню Дрейка, прекрасную и строгую, серебристо черный обелиск на фоне голубого неба.

Прекрасная и строгая, как ее владелец.

Вдруг Алисон увидела Джеймса Дрейка, устремившегося ей навстречу. Он был в черном, как и его волосы, костюме. Алисон подумала, что он похож на пантеру с серебристыми глазами - такую же чувственную, мощную и хищную. Пожалуй, из всех лиц Гонконга у него было самое великолепное.

Серебристые глаза нашли ее и приветливо улыбнулись, довольные ее появлением. Между ними лежала Меррей роуд и красный огонь светофора.

Стоя на краю тротуара, Алисон думала о портрете Джеймса Дрейка. Она понимала, что снять это будет почти невозможно. Никто не смог бы поймать объективом его страсть, его силу, его боль… и тут у нее что то щелкнуло в голове: да ведь эта пантера Гонконга уже поймана! Да, его движения, его горделивая уверенность говорили о том, что он - хозяин этого мира. Однако в его глазах было еще что то, помимо горя из за погибшей жены. Там было выражение глаз загнанного в клетку зверя, ищущего выхода и голодного.

Зажегся зеленый свет. Каждая клеточка ее тела жаждала устранить промежуток между нею и Джеймсом, и как можно скорее. Однако рефлекс женщины, привыкшей к тому, что ее жизнь находится в постоянной опасности, берегущей жизнь ради тех, кого она любила, заставил ее помедлить, чтобы пропустить машины, прежде чем ступить на мостовую.

Но машин не было, и она храбро ступила на асфальт, устремляясь к Джеймсу, улыбающемуся ей в ответ. И тут Алисон увидела в его глазах то, чего не видел никто, кроме нескольких пожарных в Уэльсе - в бесстрашных глазах пантеры вспыхнул страх.

- Алисон! Осторожно!

И тут же раздался гудок, резкий сигнал, посланный одетой в белую перчатку рукой испуганного водителя. Алисон инстинктивно отпрыгнула на обочину, и мимо нее, всего в нескольких сантиметрах, пронесся ядовито зеленый лимузин.

Она тут же поняла, что произошло, ведь она была в британской колонии. Как и в Англии, тут было левостороннее движение, и если вам нужно было перейти улицу, то сначала следовало смотреть направо, а уже потом налево.

Это была глупая ошибка. Если бы у «даймлера» была большая скорость, эта глупость могла бы обернуться трагедией. Она не пострадала, за исключением гордости, конечно, - теперь Джеймс легко догадается, какая она простушка.