— Кстати, как тебя зовут?

— Лола. Я жду тебя у фонтана — не задерживайся…

Ночь с Оксаной томительно проползла в шикарном коттедже где-то на окраине районного центра. Дом принадлежал одной из ее многочисленных подруг, неделей ранее отъехавшей с мужем в продолжительное турне по Европе.

Светловолосая русская тетка оказалась любвеобильной и темпераментной. Для начала они распили бутылку коньяка, дарованного «майору ВДВ» Асланби Вахаевичем; немного поболтали о жизни… А затем… Затем после очередного ублажения ее страсти Сашка едва успевал наладить мерную беседу, способную прояснить хоть малую толику относительно знакомств самой Оксаны или же обширных связей ее супруга, как глаза молодой женщины вновь наполнялись похотливым желанием, и ему снова приходилось, стиснув зубы, отрабатывать за себя и за ее мужа…

Поздним утром, дав новой знакомой клятвенное обещание позвонить, офицер «Шторма» с вздохом облегчения покинул огромный трехэтажный особняк, так и не почерпнув полезной информации. После чашечки крепкого кофе в маленьком ресторанчике, он неторопливо брел по городу, петляя кривыми переулками, сызнова обдумывая методы решения задачи, полученной в кабинете полковника Полевого. Неожиданно сзади, когда Баринов по привычке мимолетно оглянулся, опять промелькнула темно-серая иномарка с тонированными стеклами…

«Береженого бог бережет!» — решил он, приметив узенький проход меж домов, сообщающийся, видимо, с соседним переулком. Спецназовец стремительно нырнул в найденную щель и, пропетляв пару минут по грязным и замусоренным закоулкам, действительно оказался совсем на другой улице. Отдалившись от места встречи с подозрительной машиной метров на двести, Баринов собирался отыскать еще один похожий лаз и повторить удавшийся трюк, да неожиданно поднял взгляд на прямоугольную табличку, висевшую на углу двухэтажного дома. На табличке значилось: «ул. Степная».

— Улица Степная! — радостно воскликнул майор, тут же позабыв о серой иномарке. — Тогда, в рощице у блокпоста Ильвира назвала именно эту улицу!..

И он решительно двинулся вдоль череды пестрых заборчиков пригородных строений…

— А дом?! Какой же номер дома?.. — нахмурив лоб, изо всех сил напряг извилины Александр.

Вскоре лицо его просияло…

— Второй… Дом номер два! — уверенно произнес он, весьма довольный своей памятью.

Молодой человек прикурил сигарету, оглянулся по сторонам и, нигде не заметив ненавистного автомобиля с надоедливыми пассажирами, весело зашагал по тротуару, плавно уходящей в гору улицы. Губы его тихо шептали:

— Отлично!.. Кажется, я скоро их увижу.

Нужный дом отыскался быстро. Это был обычный одноэтажный кирпичный домишко с участком земли, очень смахивающий на небольшое деревенское подворье. Располагалось это подворье на пологом взгорье, откуда и брала свое начало Степная улица.

Еще издали Баринов приметил стройную фигурку девушки, развешивающей белоснежное белье на веревку, натянутую меж двух столбов поперек двора. Сердце его на миг непроизвольно сжалось, а затем заколотилось в сумасшедшем ритме. Не дойдя до калитки, устроенной посреди синего деревянного забора, он остановился. В волнении достав сигарету, Сашка тут же забыл о ней и долго стоял, любуясь плавными, неторопливыми движениями юной знакомой. Она заметно повзрослела за прошедшие месяцы — худоба исчезла, формы округлились, детская непосредственность в движениях уступила место взрослой женственности и достоинству.

Вновь перед его глазами проплыли три дня их короткого знакомства и трогательное прощание: ее целомудренное смущение; поспешный шепот влажных губ; отважный, неловкий поцелуй…

Выбросив так и не подожженную сигарету, майор подошел к синему забору. Из конуры, вплотную прилепленной к крыльцу дома, выскочил лохматый пес неопределенной породы и со звонким лаем рванул навстречу чужаку…

— Аякс, на место! — скомандовала Ильвира и лишь потом посмотрела в сторону калитки. Полуденное солнце осветило лицо — она слегка прищурилась, вглядываясь в человека, стоявшего по ту сторону забора и… выронила из рук влажный пододеяльник.

Спокойную грусть ее на мгновение озарило радостное изумление, губы дрогнули в улыбке…

— Вы… — еле слышно, растерянно прошептала юная девушка.

— Здравствуй, Ильвира.

Задев ногой тазик с чистым бельем, она бросилась к нему. С трудом, непослушными от волнения руками, открыла щеколду и… тут же оказалась в мужских объятиях.

— Александр… Я знала: когда-нибудь вы обязательно нас найдете!.. Александр!..

От этого неожиданного, искреннего порыва он поначалу немного опешил, но с наслаждением вдыхая чуть пряный аромат ее роскошных каштановых волос, быстро пришел в себя…

— Ну вот, я приехал, а ты нарушаешь обещание!.. — с нарочитой серьезностью выговорил Баринов.

Она запрокинула голову, обратив к нему сияющее лицо. Уже не напуганное, как несколько месяцев назад, а спокойное, счастливое…

— Я больше не буду, — улыбалась Ильвира. — Я очень рада тебя видеть, Саша!..

Скоро спохватившись, она схватила его за руку и повела в дом, приговаривая:

— Пойдем, я покормлю тебя. Ты, верно, с дороги…

Есть он не хотел, однако улица и в самом деле не подходила для дальнейшего разговора. Окинув последним взором узенький проулок, Баринов не обнаружил серой иномарки и со спокойной душой вошел внутрь одноэтажной постройки. Девушка усадила долгожданного гостя на диван в небольшой зале, сама же появилась спустя минут пять — причесанная, переодетая в джинсы и бирюзовую кофточку…

— А где же Рената? — чуть запоздало справился гость.

— Она работает — устроилась на почту. Зарплату немного задерживают, но мама все равно довольна.

Рассказывая о том, как прожила эти месяцы, Ильвира изредка ненадолго исчезала на кухне, что-то готовила и вскоре пригласила его обедать. Они уселись за маленьким столом напротив друг друга, и молодая собеседница поделилась с еле заметным налетом грусти:

— Родственники приняли нас радушно. Мама при деле; я скоро буду сдавать вступительные экзамены в филиал Сельскохозяйственной академии. Жаль, отца с нами нет, он был бы очень доволен…

Внезапно замолчав, она опустила голову и сосредоточенно помешивала ложкой горячий, благоухающий ароматами местных специй суп. Веки с длинными пушистыми ресницами предательски зачастили, разгоняя набегавшие слезы; губы задрожали…

Сашка застыл с куском хлеба в поднятой руке и с жалостью смотрел на девушку, так много успевшую пережить для своего возраста. Еще тогда в Батое его поразили ее глаза — темно-карие и большие, они являли собой прекрасное отраженье творившихся в душе переживаний рано потерявшей отца и совсем еще юной девчонки. Заглядывая в них, Александр видел многое: безысходность и немую тоску, отчаяние и беспомощную невозможность до конца осмыслить происходящее вокруг. Вероятно, и по сей день отголоски давней семейной трагедии нет-нет, да и будоражили подживающие раны…