Глядишь, и сработает. И ко мне потянутся более приличные представители фауны.

Во всяком случае, я очень на это надеялась.

В конце ноября, в пятницу вечером, когда я отдала Андрюшку на выходные маме и вернулась домой с единственным желанием лечь спать пораньше, у меня зазвонил телефон. Не глядя на определитель номера, я схватила трубку.

– Да, Лель.

– Так, давай, лови щас такси до детской поликлиники, – распорядилась Скворцова, – а мы тебя с Алексом там встретим. – И отсоединилась.

Я выругалась и набрала ей.

– Лель, давай начистоту. Я никогда тебе не завидовала, хотя есть чему: ты не работаешь уже шесть лет, тебя содержит Бумбастик и ни в чем тебе не отказывает. Ты можешь спать до трех часов дня, а потом бухать до пяти утра. А я так не могу, пойми. Я пашу как трактор, и устаю как столетняя кляча. Не надо вот так звонить и безапелляционно диктовать мне, что делать, ладно?

В трубке молчали.

– Леля, ты меня слышишь?

– Слышу… Ладно, извини. Я не подумала. Просто хотела пригласить тебя в хорошую компанию. Думаю, сегодня пятница, завтра выспишься… Извини.

Я улыбнулась.

– Проехали. А что за компания, кстати?

Спросила и тут же на себя разозлилась. Ну, какая мне разница, что там за компания? Все равно решила спать ложиться.

– Ну, тут я, Анька, Алекс, Егор Войновский, Сашка Толстый и Генри.

Тьфу ты, блин. Я уже бояться этого Генри начинаю. Он меня преследует повсюду.

– Слушай, Лель, я на самом деле устала и наверное все-таки останусь дома…

– Ты из-за Генри, что ли? Брось. Он хороший парень. Кстати, у меня у самой на него виды. Не приедешь – не надо. Мне больше достанется. А передумаешь – звони.

Я бросила телефон на стол, зашла в ванную и приблизила лицо к зеркалу.

Усталые глаза с красными прожилками, серые тени под ними и тонкие морщинки. А что ты хотела, Фролова? Тебе уже двадцать пять…

Я включила воду, намочила ладони и прижала их к щекам.

Постояла так несколько минут, глядя в глаза своему отражению, а потом выключила воду, вернулась в комнату и снова набрала Лелькин номер.

– Через десять минут буду. Встреть меня.

Сидя в салоне такси, я смотрела на пролетающие за окном дома и думала: интересно, в каком из них живет тот, кому я нужна? Очень нужна. И он об этом знает. Только не знает, где меня искать и как меня зовут. Прошел год, как я рассталась с Кириллом, и с тех пор ни одного мало-мальски серьезного романа у меня не сложилось. Наверное, потому что я никуда не ходила и нигде не бывала. Дом – работа, работа – дом… Где мне заводить знакомства? В метро, по пути на службу? «Судьба и за печкой найдет», – любила говорить моя бабушка. Только не сказала, родная моя, где взять ту печку, за которой судьба меня найдет…

Я устала.

Мне двадцать пять лет.

Пять из них я не живу. Барахтаюсь в этой жизни, как в болоте. И перестала ее любить, жизнь эту. Начала ее терпеть. Терпеть и ненавидеть. Я научилась ныть и брюзжать. Завидовать и жаловаться… Когда? Откуда все это пришло? Не знаю. Подруги называют меня сильной.

Сильная…

Разве умение безропотно жрать дерьмо, переваривать его и жрать снова – это сила?

Нет. Сила – это если ты можешь сломать обстоятельства. Изменить их. Заставить работать на тебя. Вот это сила.

А я… Я просто ничтожный человечек. Увязший в самокопании и жалости к самой себе. Мне кажется, что все кругом виноваты в том, что они живут лучше и счастливее меня. А почему? Почему мне так кажется? Разве они украли у меня что-то? Разве увели из-под носа мое счастье? Нет. Они просто построили свое собственное. И это только подтверждает тезис о том, что каждый в этой жизни достоин того, что имеет.

А я пока не имею ничего. И винить я в этом должна только себя.

Начинается процесс самокопания, и все идет по кругу… Устала…

… В одном из окон ничем не примечательной московской девятиэтажки зажегся свет. И стало чуть светлее. Совсем чуть-чуть… Он был неярким, этот свет. Особенно на фоне других московских окон: больших, светлых, предпраздничных. И я не заметила его, пронеслась мимо. Как всегда. А там, за окном, стоял человек. Глубоко затягиваясь сигаретой, он смотрел вниз, на дорогу… По узкой улочке тихо шмыгали машины. Иногда они останавливались на светофоре, и тогда человек с сигаретой, склонив голову на бок, пытался разглядеть, кто сидит в салоне. И это у него не получалось. Слишком высоко находился человек, и слишком темно было на улице…

«Я тебя жду. Уже не ищу, а просто жду. Я устал искать, устал ошибаться и внушать себе, что тебя не существует. Но ты есть. Ты маленькая и хрупкая. И непременно испуганная. У тебя большие глаза и тонкие пальчики, которым всегда холодно. Ты, как потерявшаяся собачонка, крутишься где-то совсем рядом, заглядываешь в глаза прохожим и очень хочешь попасть обратно домой. Туда, где тепло и спокойно, где тебя любят и заботятся о тебе… Я знаю, я чувствую, что ты где-то совсем рядом. Я запах твой слышу. Так пахнет мама, когда вечером приходит с работы: чем-то родным и усталым. И руки болят от невозможности обнять тебя, к себе прижать и прошептать тихо, что все, все, моя хорошая, я рядом, я никуда тебя не отпущу, я уже с тобой. Навсегда… Наверное, ты разочаруешься во мне. С первого же взгляда разочаруешься. Я не похож на принца. На принца, которого ты себе наверняка представляешь как-то иначе. Зато я буду любить тебя. Любить так, как никто и никогда тебя любить не будет. И не потому, что не хочет, а потому что просто не сможет, не умеет… А я стану частью тебя. Чтобы, если понадобится, забрать у тебя твою боль и отдать тебе свое дыхание. Душу отдать, мечты свои… Отдать тебе свое сердце, если твое, маленькое, устанет биться… Ты только посмотри по сторонам повнимательнее, я рядом и я жду. И буду ждать. Потому что точно знаю: ты уже совсем-совсем рядом…»

Человек затушил выкуренную до самого фильтра сигарету, отошел от окна и погасил свет. И стало чуть темнее на улице. Совсем чуть-чуть. Свет окна был неярким, особенно на фоне других окон, но зато он был самым теплым. И в нем можно было согреться.

Минуту назад…

Такси остановилось около детской поликлиники, и я вылезла из теплого салона в промозглый ноябрь.

Лелька и Алекс стояли недалеко от автобусной остановки, и я быстро засеменила в их сторону, пряча лицо от сырого ветра в воротник пальто.

– Приехала? – поцеловала меня в щеку Лелька. – А мы в магазин идем. Что тебе взять?

– Ничего не надо. Я и так еле на ногах стою. Если сейчас каплю выпью – свалюсь, как загнанная лошадь. Я с вами просто посижу.

– Как скажешь. Тогда пошли к Егору, а Алекс пусть сам в магазин сходит. Мне тоже ничего не нужно. У нас своей дури хватает.

Егор Войновский жил совсем рядом с магазином. Уже через минуту я вошла в его однокомнатную квартиру, пропахшую табачным дымом, и начала разглядывать присутствующих. Их оказалось пятеро. Не считая нас с Лелькой. Двое уже спали, поэтому поздоровалась я с тремя: