Костя сидел на своей койке, по-калмыцки поджав под себя ноги, и безучастно наблюдал за разыгравшейся сценой.

– А с тобой мы завтра поговорим, – пообещал ему Сергей и тяжело опустился на собственную койку. Настроение было окончательно испорчено: вечер, так хорошо начавшийся, закончился грязной потасовкой.

Костя промолчал. Он потянулся за спину в тёмный угол и снял с гвоздя, вбитого в угловую палаточную стойку гитару. Дрогнули струны первым аккордом, рыдающим приглушённым голосом запел Костя:

Мне нужно спать,

Но мне не спится,

Закрыв глаза, я вижу сон:

Я вижу лес, я вижу горы,

Я вижу табор мой родной.

Я вижу табор мой родной…

Он швырнул гитару на койку и опустил ноги на пол.

– Что ж, поговорим завтра, – усмехнулся он. – Только о чём, Серёга? Снова лекцию будешь читать? Не надо…

– Ты уже пять дней не ходишь на работу. Хорошо?

– Прав ты. Но учти, – Костя рассмеялся с хрипотцой, – работа дураков любит. Вроде тебя, – лениво добавил он.

– Ну-ну, давай, – усмехнулся Сергей в свою очередь.

– Да, – продолжал Костя, – один умный человек сказал: жить нужно так, чтоб, оглянувшись назад, можно было увидеть гору порожних бутылок и толпу обманутых женщин…

– Ты далеко пойдёшь со своей теорией, – мрачновато ответил Сергей.

Костя ничего не ответил. Откуда-то из-под койки достал бутылку, посмотрел на свет содержимое и, довольно хмыкнув, налил в стакан.

– Давай, Серёга, выпьем на прощанье – ведь завтра я покину сии края. Почему? Уволили меня по сорок седьмой… Достукался.

Сергей с отвращением отодвинул стакан.

– Нет, дружище, так не пойдёт. Я уважаю сильных и честных людей, вроде тебя. Может быть, потому, что они лучше меня в сотню раз. И не хочу, чтобы ты думал обо мне только плохо. Я ведь тоже когда-то мечтал только о хорошем, была и у меня своя добрая цель. Но, видно, не той страницей пошевелил ветер судьбы и покорёжил мою жизнь…

И помолчав, в задумчивости, добавил:

– Вот смотрю я на тебя и вижу самого себя в прошлом…

Он грустно вздохнул, но тут же тряхнул бесшабашно головой.

– Ну, что ж, что прошло – не вернёшь, не поправишь, – почти весело проговорил он. Давай, Серёга, тяпнем спиртяги на прощанье и на покой. Поздно уже…

6.

После этого вечера часто захаживал Сергей за Иринкой в женское общежитие.

Ещё месяц тому назад купили девчата сообща радиолу, условившись, что достанется она той из них, которая первой выйдет замуж. И в первый же раз, когда пришёл к ним Сергей, пухлая белобрысая Соня огорошила его.

– Ну, Ирка, твоя радиола, – с завистью пропела она и, прыснув в кулак, выскочила на улицу.

Сергей усмехнулся, не найдя что ответить, а Иринка зарделась как мак. Тягостную паузу смяла высокая строгая Дина.

– Слушайте вы её, дурёху, – сказала она просто и улыбнулась приветливо.

Сергей и Иринка часто гуляли по тёмным уснувшим улицам посёлка или по берегу бухты. Выбрав укромное местечко, они сидели вдвоём, обнявшись, и говорили о разном. Чаще всего говорила Иринка, и Сергей слушал её немудреные рассказы о семье, детстве, школе. Так шли дни за днями, и влюблённые даже не догадывались, что их встречам скоро придёт конец…

В тот памятный день грузчики не работали – погода как будто сбесилась. Откуда-то с юго-востока, как из гнилого угла, сильный ветер гнал низкие тяжёлые тучи, и из них лился проливной дождь. Плотная завеса дождя скрывала сопки, затуманила горизонт. Тихий океан разошёлся не на шутку. У входа в бухту, где ниткой тянулась гряда камней, кипели белой пеной буруны разбивавшихся океанских волн. Они прорывались через эту преграду уже потрёпанные основательно, но не менее грозные, тянулись по бухте длинными рядами, лениво переваливаясь. У самого берега они вздымались высокой стеной, будто становились на дыбы перед прыжком на берег, яростно загибая растрёпанные ветром гребни. Здесь стоял несмолкаемый гул от разбивавшихся о берег волн, дрожала земля от титанических ударов.

Незадолго до шторма холостяков из палаток переселили в новое, только что отстроенное общежитие. Сергей был в комнате один, два других его соседа бродили в этот день неизвестно где. Он торопливо разорвал конверт только что принесённого письма и вздрогнул: из конверта выпала фотография красивой девушки с чуть строгим лицом. Несколько справившись с волнением, он пробежал глазами письмо, но тут же выронил его на стол и отошёл к окну, растревоженный и растерянный.

На улице быстро темнело. Ветер дико завывал в трубе, беспощадно хлестал в стёкла окон тугими потоками дождя. Беспокойные, путаные мысли теснились в голове Сергея. Из дымки памяти, из неведомых её глубин возник полузабытый образ далёкой девушки: тонкие чёрные брови крыльями стрижа прочертились над необычайно голубыми и постоянно задумчивыми глазами, тугие косы покоились на высокой груди… Валентина!.. Далёкая, милая, желанная, верная своему слову, необычайно постоянная в своих чувствах…

Щемящая тоска, вызванная воспоминаниями прошлого, угнетала сознание; где-то в глубине души рождалась и тихо звучала печальная мелодия о давно утраченном, безвозвратном. Валентина… Чудесная, неповторимая в своём роде девушка, вызвавшая давным-давно в неискушённой ещё душе юноши светлое чувство первой любви, незабываемое. Пройдут, может быть, ещё долгие годы, будет много всевозможных встреч с другими красивыми и хорошими девушками, о многом сотрутся следы в памяти, но каждый раз он с тихой грустью или волнением будет вспоминать свою юность, жаркий трепет взволнованных рук любимой и первый восхитительный поцелуй, похожий, скорее, на робкое прикосновение лёгкого ветерка к разгорячённым губам. И ещё долго будет вспоминаться задумчивый свет луны, тихий шелест листвы тополей, будут выплывать из глубин памяти и другие немые свидетели той чудесной ночи, когда-то автоматически запечатлённые мозгом и сохранённые на долгие годы, дополненные и разукрашенные воображением. Такое бывает один лишь раз, и поэтому память так бережно сохраняет это на всю жизнь…

Долго стоял Сергей у окна, слушая дикую симфонию разгулявшейся во всю свою силу стихии, растревоженный всколыхнувшими чувствами. На лице его печать сожаления и необратимого желания вернуть всё утраченное, и в то же время осознания бессилия сделать это…

Природа-матушка, ты, наверное, допустила непростительную ошибку, отпустив человеку лишь только одну весну за всю его жизнь, да и ту безжалостно короткую…

7.

Иринка всё чаще и чаще замечала, что с Сергеем творится что-то неладное. Все последние дни он был каким-то тусклым, рассеянным и невнимательным к ней. Она терялась в догадках, но ничего так и не приходило на ум. На перекуре сядет Сергей в сторонке, задумчивый взгляд его тянется куда-то вдаль, за сопки в зелёном