смысл. Уже рождаясь, мы попадаем под естественный отбор. Выживают борцы, хилые – отходят.

– Серьёзно? – усмехнулся я. – Возомнил себя великим дворником? Решил отчистить это мир от жалкого отребья? Прости, но никакой метлы не хватит, чтобы завершить задуманное. Ты попросту тратишь время.

– Я считаю иначе. Кому-то нужно начинать.

Спокойствие Альфы меня выбивало. Держать себя в руках удавалось с трудом.

– Но зачем? Оглянись, вокруг столько перспектив, девчонок и драйва! У тебя вся жизнь впереди, а ты прожигаешь её, выстраивая смертельные игры и вырабатывая дурацкие правила. Такое себе хобби, знаешь ли.

Рогов, наконец, поднял голову и пронзил меня взглядом. Он смотрел не со злобой, скорее с восхищением.

– Знаешь, Дан, почему я всегда считал тебя ближним? Ты никогда не боялся мне возразить. Не потакал и не трясся, когда дело пахло жареным. Как и сегодня. Ты вздумал мне перечить, защищая свою ненаглядную, а я по-прежнему не злюсь. Не пытаюсь наказать, ведь в этом и есть вся суть силы, – Рогов задрал голову к небу. Казалось, парень усердно подбирает слова. – Ты спросил, зачем мне всё это? Хочешь знать правду? Что ж, случая лучше едва ли найдёшь…

Альфа пристально разглядывал горло бутылки, будто в нём таились ответы, а после протянул её мне. Сделав глоток, я ощутил, как «горькая вода» ухнула в желудок и растеклась теплом по венам. Мышцы расслабились.

– Мать выбросила меня, подобно ненужной безделушке после рождения, – болезненно начал Рогов. – Я оказался в детдоме. Палки, розги, кулаки и три конфеты под ёлкой – всё то, чем запомнилось это время. Нет, меня не научили выживать, а лишь подготовили к худшему, – скулы парня дрогнули, глаза потемнели. – Мне было семь, когда объявился отец. Им двигала отнюдь не любовь, долбанный пьяница решил на мне заработать. Тогда я всецело узнал, что значит тьма. Темнота, из которой, казалось, нет выхода. Меня избивали даже за звук. За любой неверный выкрик. Рассекали кожу шнуром, за каждую скупую слезу. И морили голодом, если на то появлялась причина.

Было трудно переварить сказанное, однако я понимал, делиться таким в разы сложнее.

– Ты слабак! Тряпка! Мир поимеет тебя, как твою шлюхю-мать! – прогремел Андрей, цитируя отца. – Он повторял это каждый день, нависая над моим содрогающимся телом. Каждый долбанный раз, пока не разорвался его шнур, – голос Рогова стал грубым, но по-прежнему оставался спокойным: – Мне было пятнадцать, когда он снова перебрал. Лёжа возле радиатора, хватался за сердце и, глотая воздух, скулил о помощи. Он был так слаб, а я был выучен его примером. Слабакам в этом мире не место. И, черта с два, я отпустил его с честью, – посмеялся парень.

Холодок пробежался по позвоночнику. Андрей впервые делился своим прошлым. Оно пугало, хоть и вызывало жалость.

- Однажды, кажется, с того момента прошла вечность, — губы Рогова вдруг растянулись в горькой улыбке. - Ко мне приехал нотариус и объявил, что моя шлюха-мать отправилась почивать к отцу в прекрасное далеко. Но перед этим успела хорошенько раздвинуть ноги перед очень влиятельным человеком.

Я сглотнул, скрестив руки перед собой в крепкий замок. С каждой минутой напряжение все больше пульсировало в плечах и шее.

– А знаешь, Дан, в чём прелесть сиротства? – он запил свой вопрос алкоголем, а после выдохнул с паром. – Все начинают о тебе беспокоиться. Подают всё лучшее, пытаясь себя оправдать за непростительное равнодушие. Красивая одежда, вкусная еда и лучшая школа… Даже мамочка перед смертью покаялась. Оставила мне очень приличное “извинение”. Я принял эти дары. Быть может, даже простил. Но те шрамы, что скрыты за татуировками, уже ничем не замажешь, – он сделал паузу, затем обратился ко мне. – В меня вбивали правила, понимаешь? Вгоняли ежедневно, не оставляя право на оправдание. Я же всегда оставляю выбор. Его же предоставил Арине. Если это не милосердие, то – что?

Услышав её имя, я вернулся в реальность. Андрей был болен. Крепко. Но это не давало ему право заражать весь мир.

– Идиотизм? – предположил я, пожав плечами. – Слушай, если ты повёрнут на подобных убеждениях… Мне тебя жаль. Волноваться об этом бессмысленно.

– Нет! – вспылил Рогов. Его крик эхом пронёсся по округе. – Единственное, что меня заботит, так это семья. Братья, которые ко мне примкнули. И я никому не позволю её разрушить. Слышишь, никому не позволю разрушить братство, – повторил он с неподдельной угрозой. – И ты не зли меня, братец. Иначе я стану твоим личным шнуром.

Ну вот и всё. Минутка драмы подошла к концу.

– Лады? – спросил Рогов. Его хлопки по спине были подстать ударам.

С трудом поднявшись, Андрей вальяжно пошагал к спусковой лестнице. А когда его шаги утихли, я окончательно напрягся. Наверное, поэтому больше интуитивно оглянулся и, мать его, напоролся на пронзительный взгляд.

– Пора бы выбрать сторону, Дан. Сейчас ты на правильной. Но стоит перейти в племя слабых… – он медленно провёл пальцем по шее. – Проиграешь.

Глава 25. Арина

В комнату я прокралась на цыпочках, хотя, к моему удивлению, там никого не было. Поэтому на радостях плюхнулась на кровать, закрыла глаза и начала прокручивать в голове наш с Даней поцелуй. Губы сами растянулись в улыбке, на душе так тепло сделалось, птички запели.

Я ждала этого момента всю жизнь. Удручал лишь факт таинственности, но эти мысли я старательно отбрасывала, вот расскажет Новиков правду, тогда и подумаю. Тем более не будет же он после всего вечно играть в молчанку. Так и уснула в каком-то опьяненном состоянии.

А утром случился тотальный допрос. Мы с Дашей проснулись от воплей Леси, которая в буквальном смысле подскочила с кровати, залипая в телефон и громко охая.

– С ума окончательно сошла? – буркнула Синицына, с неохотой скидывая одеяло. Я тоже чуть приподнялась, глаза резало от неожиданного пробуждения.

– В чате чирлидерш все только и обсуждают Арину! Ты просто новость дня, мать, – заявила Дронова, продолжая разглядывать экран мобильного. Соседка расхаживала в коротких пижамных шортиках по комнате, периодически качая головой.

– Арина – новость дня? – зевнув, спросила Даша.

– Скажи честно, ты вместо того, чтобы следовать нашим наставлениям, решила замутить сразу с двумя? – Дронова плюхнулась рядом на кровать и, закинув ногу на ногу, выжидающе уставилась