И была вспышка под стиснутыми веками, момент истины, которую невозможно назвать словами, бесконечный, миг взлета, неведомо когда ставшего падением…

И тихая томная тьма затопила их, подхватила их, понесла и бережно выбросила на мягкий песок у подножия вечности.

Джованна заснула на груди Франко.

Когда рассвет только тронул вершины далеких гор и свежий воздух заметно потеплел, они проснулись ненадолго. Лишь для того, чтобы снова любить друг друга. Теперь — медленно, осторожно, не спеша и не изматывая друг друга.

Как ни странно, и теперь они достигли пика блаженства одновременно, и он длился дольше и ярче предыдущего. А потом Джованна опять заснула, и во сне ей приснилось, что Франко признается ей в вечной любви.

Это было так правильно и так хорошо, что она засмеялась во сне, и тот, «сонный» Франко тоже засмеялся, и там, во сне, они снова любили друг друга, а потом заснули, и им приснился сон, как они любили друг друга и заснули, после чего им приснился сон, что они опять любили друг друга…

А потом она проснулась, как от толчка, и села одна в пустой постели. Одеяла и простыни были смяты, и на плечах и груди Джованны цветами расцветали следы страстных поцелуев Франко, но самого его рядом не было.

Она завернулась в простыню и подошла к окну. Жизнь в замке кипела. Садовники занимались садом, конюхи — лошадьми. Где-то заливисто смеялась невидимая синьора Баллиоли.

Весь мир был свеж, умыт и весел. Однако Франко не было.

Джованна медленно обошла комнату, потом зашла в ванную и увидела записку.

«Раньше я скептически относился к выражению «спит, как ангел». Теперь я знаю, как они спят. Солнышко, отдыхай, нюхай цветы и жди меня. Я уехал по очень важному делу, но скоро вернусь.

P.S. Не спеши выгонять гостей. Надо поговорить.

P.P.S. Целую тебя. Франко.

P.P.P.S. Я говорил тебе, что люблю тебя? Приеду — скажу».

Джованна аккуратно сложила записку, показала язык зеркалу, вернулась в постель и заснула до самого полудня.

Она была абсолютно счастлива, хотя философы утверждают, что это невозможно.

Джованна вернулась в Пикколиньо во второй половине дня и обнаружила Доди сидящей на крыльце и чистящей картошку.

— Привет. А где все?

— Кто где. Привет.

— Ты на меня сердишься?

— Я за тебя радуюсь. Полноценная сексуальная жизнь — это основа основ!

— Доди!

— Да. Именно поэтому я до сих пор Доди, а не какая-нибудь бабушка Доди или еще хуже бабка Дейрдре! Доди. Просто Доди. Ты в порядке, Солнышко?

— Я лучше всех. Я счастлива и очень голодна?

— И то, и другое нормально. Я буду делать рагу. Овощное, с элементами мяса.

— Отлично. А ты умеешь?

— Не хами пожилым ирландкам, счастья не будет.

— Как пофотографировали?

— Отлично. К вечеру думаю проявить и напечатать. Джек поехал за реактивами. Марго нашла чудесные ракурсы.

— Как она?

— Спит в твоей комнате. Утомилась, конечно, но это возрастное. Мы все же не девочки.

— А ты давно встала?

— А я и не ложилась. Пока постелила Марго, пока поболтали с Марией… Потом с Джеком говорили о жизни и о «Назарете».

— Вы Священное Писание обсуждали?

— Ой, из этой молодежи добра не будет! Рок-группа «Назарет», юная невежа! Кучерявый шотландец с пронзительным голосом. Маккаферти.

— Доди, иногда я испытываю перед тобой некоторое благоговение. Как, ты говоришь, его фамилия?

— Нечего придуриваться. Слушай «АББУ» и нюхай цветочки. Мы, старые рокеры… Ладно. Не мешай готовить.

Некоторое время молчали, потом Дейрдре поинтересовалась невинным и слегка напряженным голосом:

— Джо, у тебя просто хорошее настроение или ОЧЕНЬ хорошее?

— У меня лучшее из всех возможных, а что такое?

— Гм. Тогда, возможно, оно не сможет совсем испортиться…

Джованна посерьезнела и с тревогой посмотрела на маленькую художницу.

— Что случилось, Доди? Неприятности.

Ирландка вздохнула, отодвинула кастрюлю и начала:

— Во-первых, опять нет электричества.

— Как — нет? Только вчера его сделали. Надо узнать в деревне…

— Не надо. Это наша авария. Точнее, йога.

— Доди, давай быстрее, меня сейчас удар хватит.

— Этот приду… наш гость обкурился травы и ушел в нирвану. Чакры открылись, он и рванул.

— Ну?

— Не спрашивай меня, зачем он это сделал, но в розетке торчит железяка, а у йога обожжены пальцы. Сам он спит мертвым сном… и, знаешь, матрас придется выбросить и купить новый. Он очень давно спит. И крепко.

Джованна брезгливо наморщила нос, однако отвращение быстро уступило место тревоге.

— Доди, но ведь это бред. Зачем совать железку в розетку? Его могло убить.

— Пока он не проснется, мы этого не узнаем! И вообще, это не самое плохое…

— Молодожены?

— Откуда ты знаешь?

— Они мне не понравились. Что они сделали?

— Они ничего не сделали, они просто напились, как свиньи, и явились на окончание праздника в таком виде, что не приведи Господи.

— И теперь…

— И теперь они спят в хорошенькой беленькой мансарде, любовно украшенной букетами роз и лилий, на старинных простынях, на пуховых подушках, накрывшись легким, как пух лебедя, одеялом.

— Доди, да ты поэт.

— Ага, причем я подозреваю, что спят они на всем этом, не сняв даже обуви.

Джованна мрачно побарабанила пальцами по столу.

— Знаешь, я как-то никогда не задумывалась, что чувствуют хозяева отелей.

— Отель — не дом. Возможно, надо было тщательнее отбирать клиентов.

— Доди, но куда же тщательнее. Молодожены из Кентукки, медовый месяц. Пожилой английский джентльмен, интересующийся культурой Индии. Кстати, а кто выбрал Джека?

— Ты сама.

— Я? Я не помню рокеров в анкетах.

Доди хмыкнула.

— По анкете он Джейкоб Росс, преподаватель истории и социологии, а также практикующий психотерапевт.

— Доди, мне уже стыдно. Я ведь ожидала самых больших сложностей именно от него.

— Джо, дорогая, ты очень упряма и не любишь признавать свое поражение. В принципе, это нормально, потому что половина населения земли этого не любит. Но человек — животное обучаемое, это одна из главных ценностей нашего мозга. Учись анализировать и делать выводы.