Никто из них не заметил, как я стрелой метнулся к ним из темноты. А когда заметили, было уже поздно. Ударом рукоятки я уложил высокого недоумка поспать среди дороги, после чего сунул дуло мелкому в морду.

— Вот черт! Не бей меня! — воскликнул он, после чего, сообразив, что ему грозят неприятности покрупнее, добавил: — И не убивай!

— Заткни пасть, — прошипел я.

— Ладно, ладно, только не стреляй, — ответил он.

— Заткнись, я сказал! — повторил я.

— Хорошо, нет проблем!

— Заткни пасть!

— Я уже, уже заткнулся!

Тут я понял, что сильно переоценил его поначалу и что на самом деле они оба круглые идиоты.

— Какое из этих двух слов ты не понимаешь?

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— ЗАТКНИ ПАСТЬ! — рявкнул я.

— Хорошо, — снова ответил он.

Мне пришлось смириться с тем, что на большее он не способен.

— А теперь послушай, — начал я.

Но не успел я продолжить, как он выпалил:

— Что?

— Слушай, мать твою так и разэтак, просто заткнись, понял? — сказал я и ткнул ему в рожу стволом, надеясь убедить этого недоноска, что он должен меня слушаться.

— Ладно, ладно, — сказал он.

Я с силой прижал его к борту фургона и сунул ствол ему в рот.

— Ну-ка, скажи что-нибудь еще! Одно-единственное слово! Один лишь слог! Попробуй!

Наконец-то до этого отморозка дошло, и воцарилась тишина, если не считать судорожного дыхания, похожего на рвотные позывы.

— Отлично. А теперь я хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно, поскольку повторять я не стану. Этот район — табу. Вы сюда больше ни ногой — ни ты, ни спящая красавица там, на дороге, ни ваши недоделанные дружки. Ты должен всем им объяснить, что следующий козел, которого я здесь заловлю, получит пулю в коленную чашечку. Понял?

Он кивнул, хотя я сомневаюсь, что этот кретин понял, насколько серьезно мое предупреждение. Подержав для пущего эффекта ствол у него во рту еще минуту, я медленно ослабил хватку. Только я собрался угрожающе помахать у него под носом пальцем, как до нас донеслись нестройные голоса, приближающиеся из-за угла.

— Черт! Открой боковую дверцу, живо! — сказал я ему.

— Что? — спросил он, совершенно сбитый с толку.

— Открой дверцу и лезь в фургон!

— Но я думал…

— А ты не думай! Делай!

Он начал шарить по карманам в поисках ключа. Голоса становились все громче, и хотя я не слышал слов, нетрудно было понять, что к нам приближается отряд героев. Отморозок наконец нашел ключи, открыл дверцу и запрыгнул в фургон.

— Ты ничего не забыл? — спросил я, показав ему на полуживого верзилу, распростертого на асфальте. — Помоги мне, придурок!

Затаскивая жирную тушу в фургон, я в полном недоумении покачал головой. Неужели так трудно понять, что укрытие не совсем надежно, если в двух футах от него на улице валяется твой сообщник? Когда мы все втроем залезли внутрь, я закрыл дверцу — и в ту же минуту отряд вышел из-за угла.

— Тихо! — сказал я пустомеле, искренне удивившись, что он не ответил «хорошо», или «конечно», или «ладно», или «без проблем».

Голоса зазвучали прямо напротив, и, пока добровольцы проходили мимо, мы слушали их самодовольный дурацкий треп: «Оставьте этих подонков на пять минут со мной наедине, и я им покажу!» — «В наше время люди уважали собственность…» — «Вот такие типы и привели Гитлера к власти! Но мы натянули ему нос…»

Я увидел во тьме, как мой отморозок показал им средний палец. Процессия удалилась, и мы оба немного расслабились.

— Ты не собираешься сдать меня копам? — поинтересовался он.

— Чтобы ты притянул меня за то, что я угрожал тебе пистолетом? На кой мне это?

— Я как раз хотел заметить, что угрожать оружием противозаконно, — заявил он. — Если ты меня сдашь, я тоже тебя упеку.

Боже правый! Бывали у вас в жизни такие разговоры, когда… А, да что там! Лучше б я пристрелил этого ублюдка, и дело с концом.

— Знаю, — ответил я. — Я только что сам тебе об этом сказал. Именно поэтому я не сдам тебя копам. Если тебе нравится тырить видики, телики или кружевные панталоны с рюшками — на здоровье! Только занимайся этим где-нибудь в другом месте. Ясно?

— Кто вы? — осторожно поинтересовался он.

— Скажем так: я более крупная рыба, чем вы, и это мой пруд.

Тут громила на полу зашевелился. Заерзал, посучил ногами, что-то пробурчал, потом сказал:

— Пожалуйста, мам, не продавай мой велик!

И снова вырубился.

Я открыл дверцу, вылез из фургона и велел отморозку убираться, пока не нагрянули легавые. Нагнав меня по дороге, он просигналил, помахал мне ручкой и оставил в полном недоумении по поводу того, какие же в этой округе тупые полицейские, если они не могут посадить грабителей такого калибра.

Я сунул пистолет под рубашку и постучал в дверь к Бренде, чтобы сказать дамам, что все в порядке. Бренда открыла дверь и в приливе восхищения и благодарности (несчастье сближает, не так ли?) втащила меня в дом. Дебби почти в отключке лежала на диване, Алан сидел рядом. Увидев меня, он вскочил и, немного помявшись, ретировался на кухню помыть посуду. Сама она не вымоется, проинформировал он нас. Совершенно нетипично для Алана. По идее, он должен был ухватиться за такую потрясающую возможность и заговорить меня до полусмерти. Казалось, ему неловко на меня смотреть. Неужели он видел меня с оружием или подслушал мой разговор с бандитами? Я уже забеспокоился всерьез, как вдруг заметил, что Дебби поежилась, отводя от меня глаза. И тут до меня дошло! Я изо всех сил сдерживался, стараясь не рассмеяться вслух, пока вел ее назад домой.

Поразительно! Абсолютное отсутствие нравственных устоев у Дебби никогда не переставало меня удивлять.

Машина проехала вовремя. Винс похлопал меня по плечу, но я уже заметил ее и, пропустив несколько тачек, завел мотоцикл. Спешить нам было некуда, сидеть на хвосте ни к чему, поскольку мы знали, куда едем. Я вырулил в оживленный транспортный поток, пристроившись за восьмой машиной после Рея. Винс сзади устраивался поудобнее, проверяя, сумеет ли он быстро и ловко выхватить пушку. Бедняга Рей! Мы ведь в общем-то ничего не имели против него.

Я виделся с ним всего дважды: один раз в клубе моего брата, второй — у Гордона О'Райли. Он был налетчиком с послужным списком мелкого жулика и амбициями крутого гангстера. Начал он с вооруженного грабежа прохожих на улицах. Говорят, как-то раз он напал на двух старушек в подземном переходе, угрожая им обрезом. Можно было взять с собой кувалду или нож, да им бы хватило пары грубых слов. Но обрез? Как могут люди так опускаться?