— Он никогда не был женат?

Митч Фокс покачал головой.

— Он всегда говорил мне, что ему по душе жизнь перекати-поля. Ну да, надо думать. Чтобы в любую минуту вскочить на свой мотоцикл и рвануть куда глаза глядят.

— А где случилась авария?

— А с чего это вдруг ты так этим заинтересовался? Фокс пожал плечами.

— Неужели решил для разнообразия заняться нормальной детективной работой? — Митч обернулся к Камерону. — Нашему Малькольму остался один год, ну от силы два, и он снова вернётся в уголовный отдел.

— Да? Значит, этот его контроль и надзор не на всю жизнь?

— Сдаётся мне, Малькольм был бы не прочь оставить уголовный отдел навсегда.

— Что ты хочешь этим сказать? — Фокса это задело, и как он ни старался, он не смог скрыть раздражения.

— Ты никогда не был счастлив там, — напомнил ему отец.

— Кто это сказал?

— Ты здесь скоро заплесневеешь, помяни моё слово, — вмешался Кэмерон, — и тогда вернёшься к нормальной детективной работе.

— То, чем я сейчас занимаюсь, тоже нормальная детективная работа.

— Только немножко другая, верно? — продолжал отец.

— В точности та же самая.

Но отец упорно качал головой. На некоторое время в палате повисло гнетущее молчание.

— Возмутитель спокойствия, — в конце концов повторил Камерон. Похоже, он снова погрузился в воспоминания о том незабываемом выступлении Фрэнсиса Вернала. — Он говорил так, что у нас волосы дыбом вставали. Если бы он приказал нам единым фронтом наступать на врага, мы подчинились бы ему, не раздумывая, с оружием или просто с голыми руками, не важно.

— А я когда-то видел его на марше памяти Джеймса Конноли,[14]— добавил Митч. — Не то чтобы я часто хаживал на подобные мероприятия, но один мой приятель буквально затащил меня на это сборище. «Лейт Линкс», если память мне не изменяет. И когда Фрэнсис Вернал взошёл на трибуну, чтобы толкнуть речь, ты прав, Сэнди, прав, чёрт возьми, — у него был дар непревзойдённого оратора. Не то чтобы я во всём с ним соглашался, но всё равно слушал его как заворожённый.

— Люди частенько сравнивали его с Джимми Ридом, — размышлял вслух Камерон. — А по мне он был не в пример лучше. Ни единого намёка на всяких там «товарищей» и всю эту дребедень.

— Но похоже, вся их идея в конечном счёте пошла прахом, не так ли? — добавил Фокс, испытывая облегчение оттого, что он перестал быть центром внимания. — Я имею в виду национализм.

— Странные были времена, — задумчиво произнёс Митч, — столько злобы в людях скопилось. Всё переворачивалось с ног на голову. — Он плеснул себе ещё виски из почти опустевшей бутылки. — Я-то всегда был за лейбористов, но помнится, твоя мама их на дух не переносила. Они и правда не брезговали проводить агитацию прямо где-нибудь у выхода с фолк-концертов.

— И у кинотеатра, когда там показывали «Храброе сердце»[15], — добавил Камерон.

— Наш Малькольм никогда особенно не интересовался политикой, — заметил Митч Фокс. — Может, просто не хотел высовывать нос почём зря… По крайней мере дальше своих учебников…

Фокс не сводил глаз со стакана виски в руке отца.

— Может, всё-таки плеснуть чуток водички? — спросил он.

— К чёртовой бабушке твой чуток.

Найти «Нью-Клаб» оказалось не так-то просто. То здание, которое Фокс всегда принимал за клуб, принадлежало отелю «Ройал Оверсис Лиг». Девушка за конторкой посоветовала ему выйти на улицу и пройти немного дальше по Принсес-стрит. С наступлением сумерек поднялся резкий пронизывающий ветер. Недавно на улице проложили трамвайные пути, но подрядчики и местные власти никак не могли договориться по поводу оплаты, и трамваи до сих пор не ходили. Рабочий день недавно закончился, и на автобусных остановках выстраивались огромные очереди; люди штурмовали двери автобусов в нетерпении поскорее добраться домой. К несчастью для Фокса, лишь у немногих магазинчиков на Принсес-стрит были номера. Он искал номер восемьдесят шесть, но снова его проглядел, и ему пришлось начать поиск заново. В конце концов, он заметил рядом с банкоматом лакированную деревянную дверь без каких-либо опознавательных знаков. Над дверью было крохотное окошечко, и он не без труда разобрал выгравированную на нём надпись. Фокс позвонил в звонок и спустя некоторое время был допущен внутрь.

Фокс ожидал увидеть тесные, душные комнатки в георгианском стиле, но внутреннее убранство поразило его просторностью и современностью. Швейцар в ливрее доложил ему, что его уже ждут, и они поднялись на один лестничный пролёт. Вокруг расхаживали несколько престарелых джентльменов, а иные, сидя в креслах, прятались за развёрнутыми газетами. Фокс думал, что встреча состоится в какой-нибудь комнате для отдыха или баре, но попал в хорошо оборудованный зал для переговоров. Чарльз Мангольд восседал за огромным круглым столом, перед ним стоял графин с водой.

— Спасибо, Эдди, — кивнул он швейцару. Тот поклонился и оставил их наедине. Мангольд поднялся из-за стола и пожал руку Фоксу.

— Чарльз Мангольд, — представился он. — Инспектор Фокс, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Не возражаете, если я взгляну на ваши документы?

Фокс вытащил из кармана бумажник с удостоверением.

— В наше время никому нельзя верить на слово, как это ни печально. — Мангольд вернул ему бумажник и жестом пригласил его сесть. — Мне следовало попросить Эдди принести нам выпить…

— Не стоит беспокоиться, сэр. Меня вполне устроит стакан воды.

Пока Мангольд разливал воду по стаканам, Фокс воспользовался моментом, чтобы рассмотреть его. Высокий, статный мужчина, немного полноватый, на вид лет шестидесяти с небольшим, лысоватый и в очках. Тёмно-серый костюм-тройка, бледно-жёлтая рубашка с галстуком в диагональные синие и тёмно-бордовые полоски, золотые запонки. Его самоуверенность граничила с напыщенностью. Или, точнее сказать, с врождённым ощущением превосходства.

— Вы здесь раньше бывали?

— Нет, никогда.

— Почти все подобные заведения уже давным-давно закрыты, но этому каким-то чудом удаётся удерживаться на плаву. — Он сделал глоток воды из стакана. — Заранее приношу извинения, что не смогу уделить вам достаточно времени, инспектор. Моя секретарша наверняка уже предупредила вас…

— … Что в шесть тридцать у вас уже назначена следующая встреча.