Нахмуренность усилилась.

– Что еще за хреноту ты гонишь?

– Нет, серьезно, я пробовал им говорить. Вот представь: едешь ты с детьми в машине и одному вдруг приспичило покакать. И ты ему говоришь: потерпи, заткни там пробкой, что ли, короче, подожди, пока мы куда-нибудь доедем. Но все впустую. Уж если организму приспичило, значит, ему приспичило.

Нахмуренность слегка разгладилась, что было очень даже кстати, а то меня начала уже утомлять эта натянутость.

Он склонился ко мне так, что наши носы практически соприкоснулись:

– Слышь, ты, кусок говна…

Но дальше продвинуться ему не удалось. В аккурат на «говне» я резко взбрыкнул правой ногой и вмазал ему коленом в морду. На миг он замер – отчасти от неожиданности, отчасти от самого удара, – а я, не теряя времени, вскинул левую ногу и зацепил его за шею, словно крюком. Покуда я гнул его голову, он ухватился рукой за спинку кровати, пытаясь устоять. Но, судя по всему, бедняга Риччи понятия не имел, сколь крепок может быть захват ногами. Знаете, ноги – это страшная сила.

Шее с ними не сравниться.

Надо признать, держался Риччи вполне достойно. Делал все, что полагается в таких случаях: то пытался вцепиться мне в пах, то молотил ногой в сторону моего лица. Вот только если ты хочешь, чтобы из всего этого вышел хоть малюсенький толк, организму нужен воздух, а у меня – совершенно случайно – не было никакого желания угощать Риччи воздухом. Сопротивление его выгибалось дугой – сначала резко вверх, к своему пику через злость, бешенство и ужас, а затем долго и плавно вниз, к полной бессознательности. Последний взбрык, и я еще добрых пять минут сдавливал его шею: на его месте лично я обязательно притворился бы мертвым, как только понял, что игра окончена.

Но Риччи не притворялся. Он был мертв.

Мои руки стягивали ремни, так что пришлось немного попотеть. Единственным доступным инструментом были зубы, и к тому моменту, когда все закончилось, я чувствовал себя так, словно сжевал пару брезентовых палаток. Попутно я получил неоспоримое доказательство, что подбородок мой нуждается в медицинском уходе: первое же касание о пряжку – и я подумал, что сейчас пробью головой крышу. Немного успокоившись, я опустил глаза и увидел кровь, оставшуюся на ремнях, – где-то темную и уже подсохшую, а где-то ярко-красную, совсем свежую.

Когда все было уже позади, я откинулся на спину, задыхаясь от напряжения, и попытался втереть хоть немного жизни в затекшие кисти. Затем медленно сел, осторожно перекинул ноги через край кровати и встал.

Не завопил я лишь из-за многообразия боли. Она шла сразу из стольких мест, говорила сразу на стольких языках, оделась в такой ослепительный гардероб экзотических костюмов, что секунд пятнадцать я просто не мог двинуться с места, отвесив челюсть от изумления. Вцепившись в край кровати, я зажмурился и не открывал глаза до тех пор, пока оглушительный рев не превратился в ворчливое бормотание. После чего произвел повторную инвентаризацию. Обо что бы я там ни ударился, но ударился я правой стороной. Колено, ляжка и голень едва не заходились в крике, и их пронзительные вопли стали лишь резче от недавнего соприкосновения с головой Риччи. Ощущение в ребрах было такое, словно их сначала вынули из моего тела, а затем впихнули обратно, но не в том порядке. А шея, хоть и не была сломана, но практически не двигалась. И наконец, яички!

Эти-то изменились точно! Я просто не мог поверить, что это те самые яички, что были при мне всю мою жизнь и которые я считал своими закадычными друзьями. Теперь они стали крупнее, гораздо-гораздо крупнее, и к тому же совершенно не той формы.

Мне оставалось лишь одно.

Есть такой способ – кстати, прекрасно известный специалистам боевых искусств, – который помогает снять неприятные ощущения в мошонке. Им частенько пользуются в японских додзё, когда партнер по спаррингу несколько переусердствует и засандалит ногой в область гениталий.

В таких случаях делают следующее: нужно подпрыгнуть дюймов на шесть и приземлиться на пятки, при этом изо всех сил напрягая мышцы ног. Пусть всего лишь на мгновение, но благодаря такому упражнению увеличивается нагрузка на мошонку. Не знаю, почему этот способ должен срабатывать, но, как ни странно, срабатывает. Хотя бывает, что и нет. Мне пришлось проделать это несколько раз – изобразить попрыгунчика-хромоножку. Поразительно, но постепенно, мало-помалу боль отступила.

А затем я наклонился – осмотреть тело Риччи.

Ярлык на его костюме возвещал о талантах некоего «Фалькуса, одежда на заказ», но ничего более не сообщал. В правом кармане брюк обнаружилось шесть фунтов и двадцать пенсов; в левом – перочинный нож с рукояткой «под камуфляж». Рубашка была из белого нейлона, а резиновые боты оказались «бакстерами» на четыре дырки, из кожи цвета «бычья кровь». Вот, в общем-то, и все. Больше ничто не выделяло Риччи из людской массы. Ни единой мелочи, от которой участился бы пульс у востроглазого сыщика. Ни талончика на автобус. Ни читательского билета. Ни газетной страницы с частными объявлениями, одно из которых обведено жирным черным фломастером.

Лишь одна деталь была не самой обычной – портупея с кобурой «Бьянчи» и новехоньким девятимиллиметровым «глоком-17» внутри.

Возможно, вам доводилось читать хоть что-то из всей той чуши, что пишут про «глок-17». Например, о том, что его корпус выполнен из какого-то там модного полимера, а потому пара-другая журналистов в свое время чрезвычайно озаботилась: мол, подобную игрушку любой дурак пронесет незамеченной через металлодетектор в аэропорту. Поверьте, все это полная мура. Затвор, ствол и большая часть внутренностей у «глока» металлические, а семнадцать патронов «парабеллум» не так-то просто выдать за запасные блоки к губной помаде. Что у «глока» действительно не отнимешь, так это большую емкость магазина при весьма легком весе, высокой точности и поистине ни с чем не сравнимой надежности. Благодаря чему, собственно, пистолет-пулемет «глок-17» и стал любимым оружием домохозяек всего мира.

Я взвел затвор, вгоняя патрон в патронник. Предохранителя на «глоке» нет. Ты просто целишься, жмешь на спусковой крючок и улепетываешь со всех ног. Пушка как раз по мне.

Очень осторожно я приоткрыл дверь в коридор. Никакого звездолета. Обычный белый коридор и семь обычных дверей. Все закрытые. В конце коридора – окно, вид из которого замечательно подходил как минимум пятидесяти городам. За окном – день.

Для каких бы целей ни строили это здание, по назначению оно не использовалось уже давно. В коридоре было грязно, вдоль стен валялся разный хлам: картонные коробки, груды бумаг, мешки с мусором, а где-то ближе к центру – даже горный велосипед без колес.

Вообще разведка вражеского здания – это игра, требующая как минимум трех игроков. А еще лучше – шести. Тот, что слева от сдающего, проверяет комнаты; еще двое – на подстраховке; остальные трое наблюдают за коридором. Вот как это делается обычно. Но если ситуация складывается так, что приходится играть в одиночку, правила игры абсолютно другие. Каждую дверь нужно открывать очень медленно, одновременно перепроверяя, что творится у тебя за спиной, украдкой заглядывать в щелочку у дверных петель, – в общем, на десять ярдов коридора при таком раскладе уходит не меньше часа. Именно так говорится во всех инструкциях, написанных на данную тему.