Теперь, для того чтобы избежать претензий, каждый груз из Карачи встречала целая делегация, в которую входили представители от каждой из партий «Группы семи»[29], представители пакистанской армии и представители посольства США. Эти люди присутствовали при выгрузке контейнеров с борта контейнеровоза в порту, потом этот груз опечатывался и следовал в караване до базового лагеря Охри, откуда уже происходило распределение. Во время движения каравана по территории страны «контролеры» от той или иной партии находились в кабине каждой грузовой машины.

Февраль — месяц хмурый и мрачный, и пусть в Карачи никогда не бывало снега — сырости и холода было достаточно. Группа теплолюбивых афганцев, стоящая неплотным строем у одного из пирсов порта, ежилась от бьющих с залива порывов холодного ветра и внимательно наблюдала за тем, как огромный, похожий на стальную цаплю кран один за другим поднимает с борта сухогруза стандартные сорокафутовые морские контейнеры и играючи переносит их на платформы одного за другим подъезжающих на погрузку контейнеровозов. В этих контейнерах находилось то, что им было нужно для победы в затянувшейся кровавой, жестокой войне. С этим они дойдут до Кабула.

Человек по имени Башир подошел к стоящему чуть в стороне Алиму. Алим, посланный представителем своей партии, чтобы проследить за грузом, знал, что машины пойдут «сквозным» путем и не остановятся, пока не прибудут к цели. А ему нужно было время — немного, несколько секунд, для того чтобы приблизиться к контейнерам и установить на один из них выкрашенный бурым, под цвет контейнеров, прямоугольник размером с полкирпича — и чтобы это никто не видел. Он сам уже несколько раз «встречал караваны», партия посылала именно его, потому что он люто ненавидел моджахедов остальных партий и никогда не упускал своего. В первый же раз у него возникла идея диверсии, и с ней он поделился с резидентом ХАД — индусом, держащим несколько дуканов и заведений быстрого питания в Пешаваре и его окрестностях. Позавчера индиец сказал, что в Кабуле дали «добро», и передал ему эту мину. Мина была искусно замаскирована — в контейнере, который со стороны выглядел как обычная японская рация, взрывное устройство по виду напоминало аккумулятор к рации. По словам резидента, ему нужно было только достать мину-аккумулятор и прикрепить к металлическому контейнеру — она магнитная и прилипнет сама. Потом надо было уходить — мина была рассчитана ровно на двадцать часов, установка мины запускала таймер. Такие игрушки афганской ХАД поступали от северного соседа, разведчики которого продолжали войну даже после ухода военных. И афганцы использовали их по назначению.

Алим был воином, а Башир был собакой. Он, как и Алим, дезертировал из афганской армии при примерно схожих обстоятельствах — разница была в том, что Башир действительно совершил все те преступления, в которых его обвиняли. Терпение у его командира лопнуло после того, как он изрешетил из своего автомата целую семью пуштунов, разъяренных изнасилованием несовершеннолетней девочки. То, что осталось в магазине, Башир разрядил в своего командира, а потом бросился бежать. Ему удалось скрыться от группы преследования и выйти на банду моджахедов, принадлежащую к Исламской партии Афганистана Юнуса Халеса. Те, конечно же, были рады такому пополнению.

— Аллаху Акбар.

— Мохаммед расуль Аллах… — ответил Алим, не отрывая глаз от контейнера.

— Как поживает амер[30]Хекматьяр, да продлит Аллах его годы на радость его друзьям и на страх его врагам?

— Амер Хекматьяр готовится к большой операции около самого Кабула в то время, как другие отсиживаются в лагерях и делят добычу, которую не они взяли в бою.

Алим сказал это не просто так — у него возникла идея.

— О ком ты говоришь, брат? — подозрительно спросил Башир.

— Не называй меня брат, ибо я не брат трусам и ворам. Не далее как пять дней назад такие шакалы, как ты, распотрошили наш тайник на точке «нур» в провинции Нангархар и унесли все, что нашли там, все припасы! Шакалы лишили оружия и пропитания воинов, поведя себя так, как это и подобает шакалам!

— Ах ты!

Алим благодаря подготовке военного уклонился от удара и провел свой, от которого собака Башир повалился спиной прямо в грязную, испятнанную радужными пятнами машинного масла лужу на пирсе.

— Сын шакала! — взревел Башир, выхватывая нож.

Раскатисто громыхнули два выстрела, один за другим, к дерущимся бежали другие моджахеды. Следом с пистолетом в руке бежал капитан пакистанской армии. Крановщик остановил погрузку, рабочие на пирсе тоже перестали работать.

— Прекратить немедленно! Прекратить!

— Убью!

Пакистанец поддел кулаком рванувшегося вперед Башира.

— Аллах свидетель, тот, кто еще раз затеет драку, пожалеет о том, что родился на свет! Разойтись всем!

Американец, присутствовавший при погрузке — очкастый белобрысый здоровяк, сплюнул на бетон пирса. Он пробыл в этой стране уже больше года и понять не мог — как его правительство додумалось до того, чтобы помогать этим жадным, вороватым, злобным, как крысы, людям, которые, вместо того чтобы воевать с врагом, так и норовят вцепиться друг другу в глотки. Ах да, они борются с большевизмом…

Поймав взгляд Башира — его глаза тлели ненавистью как уголья в костре, — Алим понял, что приобрел себе еще одного смертельного врага.

Дорога от Карачи до Пешавара была длиной примерно тысяча четыреста километров и занимала два дня пути. Иногда ночевали в Дера Гази Хан, если выбирали северный маршрут, иногда в Кветте, если южный. В Кветте обычно останавливались, если нужно было что-то доставить туда: там тоже был крупный перевалочный центр для снабжения банд, действующих в южных провинциях Афганистана. Дорога на южном маршруте была лучше, потому что значительную ее часть проложили американцы, оттого дорога Кандагар — Карачи называлась «американка». Но на южном маршруте действовали самые настоящие приграничные банды, которые могли по-настоящему разграбить караван и всех перебить. Это была зона племен, территория, где не действовали никакие законы и где многие снискивали средства к пропитанию единым разбоем. Первоначально, когда советские и афганские военнослужащие делимитировали границу, племена возмущались и брались за оружие, здесь никогда не было границы, и они привыкли свободно перемещаться в любом направлении. Но потом они поняли, как это удобно — совершать преступления на одной стороне границы и тотчас скрываться на другой, не давая себя преследовать. С того момента, как племена поняли это — криминогенная обстановка в зоне племен только ухудшалась.

— Сюда! Все подойдите сюда! — заорал пакистанский капитан, размахивая папкой.