Мы живем в мире разнообразных сексуальных вкусов и привычек. У животных «необычные» пристрастия, как правило, обусловлены практическими соображениями. Самка черной вдовы чаще всего съедает самца после спаривания, и это очень разумно, так как дополнительная еда увеличивает шансы выживания для потомства. Пожалуй, еще более печальна жизнь самцов клеща Adactylidium. Он оплодотворяет своих сестер еще в утробе, после чего те выедают изнутри тело матери и уходят, а самец умирает в течение нескольких часов – его дело жизни уже завершено. Самки, к слову, тоже не славятся долгожительством – где-то через четыре дня их съедает уже их потомство.

К счастью, нам, людям, для выживания потомства убивать и есть партнеров, в общем, не обязательно, поэтому наша изобретательность в плане секса, как правило, носит не столь практический характер.

Учитывая множество табу, предубеждений, культурных обычаев и запретов вокруг процесса размножения, неудивительно, что миллионы людей так и норовят обозвать друг друга извращенцами. Кому-то извращением кажется любой секс не в миссионерской позе, а для кого-то БДСМ-оргия – это уже слишком, но вот БДСМ-сессия с участием двух человек – вполне приемлемая практика.

Понятия нормы и не нормы отличаются от культуры к культуре, от страны к стране. Так, официальный возраст согласия колеблется в разных странах от 12 до 21 года. В одних традиционных культурах у семей принято вызывать специального человека, который лишает молодых девушек девственности, в других – подросткам обязательно заниматься сексом со старшими членами общины. Если на этом месте вам стало не по себе, вы уже поняли, насколько размыты границы нормы.

И все же вопрос поиска универсальной этики в половой жизни не оставляет людей с добиблейских времен. Пока в дело не вмешалась наука, он решался довольно просто: существовало универсальное понятие греха и все неприемлемые сексуальные практики в него вписывались. Более того, до конца XIX века понятие «извращенец» (pervert на английском, от латинского pervetere – букв. «переворачивать») не имело ничего общего с сексом. Так называли еретиков и атеистов, то есть людей, которые отворачивались от правильных религиозных убеждений.

В XVIII веке начался процесс, позже получивший название «медикализация греха»: мастурбация, однополый секс и многие другие проявления человеческой сексуальности по-прежнему считались изначально неправильными. Но уже не с точки зрения религии, а с позиций естественных наук: очевидно, что люди, которые занимаются такими вещами, либо неизлечимо больны ужасной болезнью, либо страшные болезни ожидают их впереди. Вместо слова «грех» в моду вошли термины «половая психопатия» и «половые извращения». Основоположник сексологии английский врач Хэвлок Эллис начал использовать термин pervert в 1897 году – для описания пациентов с необычными сексуальными желаниями (в первую очередь гомосексуалов, но Эллис мог бы отнести его и к себе – ученому нравился «золотой дождь», и он особо не скрывал этого).

Во второй главе мы упоминали монументальный труд австрийского психиатра Рихарда фон Крафт-Эбинга, который так и назывался: «Половая психопатия». Мы лишь поверхностно коснулись содержания этой книги, но она заслуживает куда более пристального внимания. Помимо гомосексуальности, о которой речь уже шла, Крафт-Эбинг подробно рассматривает фетишизм, садизм, мазохизм – все это, по его мнению, неврозы церебрального происхождения (иначе говоря, у человека, практикующего такое, что-то не то с мозгами)[166]. Также к подобным неврозам относится парадоксия (то есть половое возбуждение вне рамок полового акта), анестезия (так он называл асексуальность) и гиперестезия, то есть гиперсексуальность. Теории в книге не очень много, зато она под завязку набита клиническими случаями, которые выглядят примерно так: «Наблюдение 8. О., нормального сложения, здорова, правильно менструирует, 35 лет от роду, замужем 15 лет, никогда не испытывала полового влечения, в отношениях с мужем ни разу не чувствовала эротического возбуждения. К совокуплению она не питала никакого отвращения, иногда оно даже было ей приятно, но желания повторить его она не обнаруживала никогда». Истории асексуальности и повышенного желания стоят в одном ряду с рассказами о насильниках, убийцах и некрофилах. Труд ученого во многом похож на сборник «баек из склепа», а комментарии к клиническим случаям только дополняют эту картину: «И при мазохизме мы видим градацию актов от самых отвратительных и чудовищных до просто смешных и нелепых».

Крафт-Эбинг написал свою книгу в 1886 году. А в 1903-м (известна даже точная дата – 2 августа) человечество сделало небольшой, но важный шажок к объективной науке, уважительной к особенностям разных людей. Сексолог, фольклорист (специалист по эротическому фольклору!) и славист Фридрих Саломон Краусс, рецензируя двухтомник Ивана Блоха «Этиология сексуальной психопатии» (Beitråge zur Aetiologie der Psychopathia Sexualis), счел слово «психопатия» слишком резким и вызывающим яркие негативные ассоциации. Поэтому для своего текста он придумал неологизм «парафилия» (παρά на греческом – около, за пределами, а φιλία – любовь). Он использовал его и позднее в своих работах. Спустя 20 лет с переводами с немецкого статей и книг слово «парафилия» проникло в английский язык и постепенно стало привычным для медиков и ученых – это оказалось не просто лингвистическим явлением, а настоящим тихим переворотом.

В 1952 году Американская психиатрическая ассоциация выпустила первое издание Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM) – самого полного справочника-классификатора психических расстройств. В нем, как и во второй версии, вышедшей в 1968 году, гомосексуальность была отнесена к психическим отклонениям, а особенности сексуального поведения назывались словом «девиации». В 1974 году из очередной версии руководства гомосексуальность исчезла – ученые собрали достаточно доказательств того, что у гомосексуалов нет проблем с адаптацией к жизни в социуме[167]. В четвертой версии DSM (1994 год) слово «парафилия» также используется для обозначения расстройств сексуального поведения. Примерно в этот момент ученые осознали, что им не хватает слова для обозначения необычных паттернов сексуального возбуждения и сексуальных «интересов», которые сами по себе не являются расстройствами (вдумайтесь, насколько недавно появилась потребность в таком слове в медицине!). Именно их с этого времени и начали называть парафилиями. Отдельное слово под здоровую, но «необычную» сексуальность отвели сознательно, в частности для того, чтобы снять бремя стигмы и клеймо «извращенцев» с людей с разнообразными сексуальными пристрастиями.

А вот для случаев, когда сексуальные предпочтения вызывают проблемы у их обладателя или окружающих, появился новый термин – парафильные расстройства[168]. Сегодня такие расстройства диагностируются, как правило, в рамках криминалистики при расследовании преступлений, связанных с сексом. Словом, до тех пор, пока вы мастурбируете у себя дома перед ноутбуком, современной медицине вы совершенно неинтересны. Но если вы делаете это в публичном месте, например в нью-йоркском Центральном парке, то совершаете преступление, а если в публичном месте вы это делаете, потому что это кажется вам самым действенным способом получить сексуальное удовлетворение, тут-то в рамках судебной системы государственный обвинитель, скорее всего, и сошлется на DSM-5, упомянув эксгибиционистское расстройство.