- Успокойся, сынок. Они уже ушли, - сказал Сержант, налегая на швабру.

- Простите?

- Это я Бегуну говорю, - Сержант кивнул на пустой угол. - Заводят его эти ребята.

Том кивнул. Сержант вернулся к работе, морщинистое лицо было сосредоточенным. Насколько понимал Том, раненный в последние месяцы второй мировой войны молодой солдат "Сержант" Деннисон так и не оправился от потрясения и впал в детство. Школьным сторожем он работал уже больше пятнадцати лет, а жил в маленьком кирпичном домике в конце Брасос-стрит, напротив городской баптистской церкви. Дамы из "Сестринского клуба" носили Сержанту домашние обеды и приглядывали за тем, чтобы он не разгуливал по городу в пижаме, но в прочих отношениях он был вполне самостоятелен. Правда, с Бегуном дело обстояло иначе: если вы не соглашались с тем, что пес (неопределенной породы) свернулся клубком в углу, залез на стул или сидит у ног Сержанта, Деннисон смотрел на вас, как на умственно отсталого, и говорил: "Бегун здесь, а где ж ему быть!", подчеркивая тот факт, что шустрый, но робкий Бегун частенько не хочет показываться, но еда, оставленная с вечера в миске у дверей на крыльце, к рассвету исчезнет. Дамы из "Сестринского клуба" давным-давно отказались от попыток втолковать Сержанту, что никакого Бегуна нет - уж очень быстро тот начинал плакать.

- Не такие уж они плохие, - сказал Сержант, отдраивая плевок Хурадо. - Ребята эти. Просто представляются, и все дела.

- Может быть. - Слабое утешение. Том был очень расстроен. Четверть четвертого - Рэй, должно быть, ждет у машины. Открыв верхний ящик стола, Том вынул ключи и почему-то подумал про ключи от машины, которые должны лежать где-то в доме у Пересов. Интересно, мистер Перес хоть раз брал их в руки, чтобы проверить, перевесят ли они жизнь сына? Том почувствовал, как быстро утекает время, и понял: вот сейчас над Великой Жареной Пустотой кружат стервятники. Он задвинул ящик. - До завтра, Сержант.

- Зеленый свет горит - нам идти велит, - отозвался Сержант, и Том вышел из расчерченного солнцем класса.

13. ДОМ КОДИ

Мотоцикл свернул на Брасос. Коди почувствовал, как внутри у него все сжимается. Реакция была непроизвольной, так напрягаются мышцы перед сильным ударом. До дома было не очень далеко, он стоял на углу Брасос и Сомбра. Заднее колесо взметнуло из канавы пыль, и Кошачья Барыня (в узловатых руках - метла) крикнула со своего крыльца: "Уймись ты, зараза!"

Пришлось улыбнуться. В это время дня Кошачья Барыня (по-настоящему ее звали миссис Стелленберг, вдова) неизменно подметала и всякий раз кричала проносящемуся мимо Коди одно и то же. Семьи у Кошачьей Барыни не было, только около дюжины кошек, которые размножались так быстро, что Коди не успевал считать. Эти твари шныряли по всей округе, а по ночам орали детскими голосами.

Сердце паренька забилось быстрее. Справа приближался его дом: старые серые доски, закрытые ставнями окна. У тротуара стоял папашин драндулет дряхлый темно-коричневый "шевроле" с проржавевшими бамперами и вмятиной на пассажирской дверце. На машине лежал слой пыли, и Коди немедленно увидел, что стоит она точно как утром, правыми колесами на тротуаре. А значит, одно из двух: либо отец ушел на работу в городскую пекарню пешком, либо вообще не пошел. И если старик весь день проторчал дома, один, в духоте, то за стенами, может статься, собирается жестокая гроза.

Коди заехал на тротуар, миновал дом Фрэйзеров и оказался у себя во дворике. Там рос лишь колючий куст юкки, но даже он начинал жухнуть. Коди остановил мотоцикл у подножия бетонных ступенек крыльца и выключил мотор. Тот заглох с лязгом, который, насколько было известно парнишке, непременно должен был насторожить папашу.

Коди слез с мотоцикла, расстегнул куртку и вынул из-за пазухи задание по труду. Вешалку для галстуков, да не простую: около шестнадцати дюймов длиной, вырезанную из куска палисандра, оттертую наждаком и отполированную так, что поверхность на ощупь казалась прохладным бархатом. В дерево были вделаны квадратики белого пластика, старательно покрытые разводами серебряной краски, "под перламутр". Квадратики складывались в красивый шахматный узор. Края Коди вырезал фестонами. К дощечке крепились еще две детали из инкрустированного палисандра. Они удерживали перекладину, на которую и следовало вешать галстуки. Все это было еще раз тщательно отполировано. Мистер Одил, учитель труда, сказал: работа хорошая, только непонятно, почему Коди так долго с ней копался. Коди терпеть не мог, чтобы кто-то стоял у него над душой, надеяться мог только на "уд", но работа была сдана, и остальное его не волновало.

Ему нравилось работать руками, хотя он притворялся, будто труд чистейшей воды занудство. От него, своего президента, Щепы ждали здорового презрения почти ко всему, особенно если оно имело отношение к школе. Но руки Коди, похоже, соображали раньше головы - работа по дереву давалась ему легко, как и ремонт машин на станции обслуживания мистера Мендосы. Коди давным-давно собирался отладить свою "хонду", да все откладывал, пока не сообразил, что получается "сапожник без сапог". Ничего, на днях он ею займется.

Он снял очки-"консервы" и сунул в карман. В спутанные волосы набилась пыль. Ему не хотелось подниматься по растрескавшимся бетонным ступенькам и переступать порог, но он жил в этом доме и понимал, что иначе нельзя.

"Зайду - и назад, - думал он, ступая на первую ступеньку. - Зайду - и назад".

Дверные петли взвизгнули, как ошпаренная кошка. Коди поспешил за непрочную деревянную дверь в полумрак. Запертая в стенах дома жара буквально высосала воздух из легких, и парнишка оставил внутреннюю дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить. Он уже унюхал кислый перегар "Кентакки джент", любимого папашиного виски.

В первой комнате, перемешивая тяжелый воздух, крутился вентилятор. На столе возле пятнистого дивана были разбросаны игральные карты и стояли переполненная окурками пепельница и немытый стакан. Дверь в спальню отца была закрыта. Коди задержался, чтобы открыть окна, потом, зажав под мышкой вешалку для галстуков, двинулся к себе в комнату.

Но не успел он добраться до нее, как услышал скрип - открылась отцовская дверь. Ноги Коди налились свинцом. А потом скрежещущий, как покоробленная пила, голос невнятно (дурное предзнаменование!) выговорил:

- Ты чего тут шныряешь?

Коди промолчал, и отец заорал:

- Сын! Остановись и ответь!

У парнишки отнялись ноги. Он остановился, опустил голову и принялся пристально разглядывать одну из синих роз, вытканных на нитяном коврике.

Усталый пол заскрипел под ногами папаши. Все ближе. Запах "Кентакки джент" стал сильнее. К нему присоединился запах немытого тела. И, разумеется, одеколона: папаша расплескивал эту дрянь по лицу, шее и подмышками и называл это "помыться". Шаги затихли.

- Ну так что? - спросил папаша. - В молчанку играем?

- Я... я думал, ты спишь, - сказал Коди. - Не хотел тебя будить...

- Чушь. Чушь в квадрате. Кто тебе велел открывать окна? Мне тут это окаянное солнце не нужно.