Она выдавила самую обольстительную улыбку, но глаза Лучникова остались недвижимы – словно мертвые бабочки, пришпиленные к картонкам.

«Только не молчи. Говори, говори, не останавливайся! И придумывай, как отсюда вырваться!»

– Вот я и решила попробовать к вам на работу попроситься. Мадлен мне объяснила, где ваш кабинет, – я и пришла. А вы почему-то злитесь… Я вам помешала? Тогда так и скажите, я могу уйти.

Еще одна улыбка, слегка обиженная… Лучников продолжает молчать, только играют желваки на скулах, судорожно дергается кадык. Да еще ни один мужчина не оставался равнодушным к ее улыбкам! В смысле – нормальный мужчина… Черт, все это очень плохо. Окон в кабинете нет, стены толстые, дверь он запер…

– Скажите хоть что-нибудь! – взмолилась Таня. – Не молчите!

Она почти физически ощущала – от Лучникова исходят волны, потоки, буруны ненависти. Вот он протягивает руку.., стальные пальцы тянутся к ее шее…

Таня отпрянула. Черт, кажется, надо бить куда-то под кадык… Она размахнулась… Лучников легко перехватил ее руку, сжал в своих клешнях. Потом дотянулся до ее шеи, сдавил… Сопротивляться было бесполезно. Таня из последних сил выдавила:

– Пожалуйста, отпустите меня!

В ответ он сжал пальцы еще сильнее. Склонился к ее лицу. Пустые глаза очутились на уровне ее глаз.

– Спрашиваю последний раз. Кто тебя прислал?

«Ну что.., что мне ему соврать?!»

Лучников слегка ослабил хватку и повторил:

– Ну?

– Я.., я из газеты. Газета «Экспресс». У меня задание – написать о женских боях.

Он снова сжимает пальцы.

– Врешь. Газета «Экспресс» про наш клуб уже писала. В прошлом месяце.

– Я…я…

Лучников внезапно ослабил хватку. Брезгливо оттолкнул Таню – так, что она отлетела к противоположной стене. Неожиданно сказал:

– Я понял. Тебя прислал он?

"Псих. Точно – псих. Господи, что же мне делать?

Соглашаться. Только соглашаться! С психами – только так!"

– Да, – кивнула Таня.

Кого, кого он имеет в виду?!

Лучников снова подошел к ней:

– Он. Я знаю. Он всегда лезет в мои дела.

Таня, словно под гипнозом, смотрела на волосатые, страшные руки директора клуба.

– А мне от него ничего не нужно! Ничего, поняла?!

Да про кого же этот Лучников говорит, как бы понять?! Господи, кажется, его руки опять тянутся к ее шее…

Таня вжалась в стену и пискнула:

– Он.., он, наверно, хотел как лучше!

Все, можно прощаться с жизнью.

Но Лучников вдруг отступил. Прошипел с ненавистью:

– Ну, папочка… Этого я тебе не прощу!

Папочка?! Черт, как же его зовут?

Таня сделала адское усилие. Отец… Как же зовут его отца? Лучников… Замминистра МВД… Перед глазами словно всплыла строчка из досье… Правильно?

Не правильно? Эх, была не была… Она промямлила:

– А мне ваш папа… То есть Константин Андреевич – понравился. Респектабельный мужчина. И здравомыслящий.

– Ненавижу… – выдохнул ее противник.

Таня тут же бросилась в контратаку:

– И я все ему расскажу. Как ты мне руки выкручивал. Как шею чуть не сломал.

Лучников-младший на угрозу не отреагировал. Но хотя бы не душит – уже хорошо.

– Где ты с ним познакомилась?

– Я… – Таня лихорадочно соображала. – На улице. Точнее, на дороге. У меня машина заглохла, а он остановился. Его шофер трамблер мне поменял.

– И что дальше?

– Дальше?.. Ну, он сказал.., что у него есть сын.

Молодой, симпатичный, умный. Бизнес, говорит, у сына, свой дом, годы поджимают, а хозяйки нет.

«Боже, что за пургу я несу!»

Но Лучникова ее пурга, кажется, не смущала.

– Когда это было?

Ладно, рисковать – так рисковать.

– В июне. Числа восьмого.

Она опасливо взглянула на Лучникова и добавила:

– Вы тогда, кажется, в Тверь ездили.

Никакой мимики. Каменное лицо, пустые глаза.

И только губы шепчут:

– Убирайся.

Он швырнул ей ключ от кабинета. Таня поймала его на лету.

Первой мыслью было – вскочить и броситься прочь.

Но она удержалась. Выдавила улыбку, сказала обиженным тоном:

– Между прочим, я вам не наврала. Я и правда МГУ закончила, работаю в рекламе, знаю языки. И выступить могла бы в вашем клубе. Мадлен, конечно, мне не по силам, а с Лаурой мы бы смотрелись шикарно.

– Убирайся, – снова повторил он.

Таня внимательно посмотрела ему в лицо. Ей показалось: мертвые глаза наливаются кровью. Еще одна попытка…

– Я понимаю. Неприятно, конечно, когда предки в наши дела вмешиваются. Я тоже на маму злюсь, когда она меня со всеми знакомит. Но ведь ваш папа хотел как лучше.

Пауза, вопросительный взгляд…

А Лучников тихо, без эмоций, произносит:

– Я тебя сейчас по стенке размажу. Вон!

– Но мои вещи… – Таня кивнула на содержимое сумочки, разбросанное по столу.

Он резким движением сошвырнул ее барахло на пол. Жалобно звякнул мобильник, помада покатилась под стол, зеркальце разбилось, ключи отлетели в угол любимый платочек со слоненком спланировал под стол Таня схватила только сумочку, телефон и ключи и опрометью бросилась из кабинета. Хорошо хоть, рута не тряслись – , ключ в замок она вставила с первой попытки.

Затворяя за собой дверь, Таня услышала, как в кабинете что-то с грохотом упало, разбилось, зазвенело… А потом оттуда донесся дикий, нечеловеческий крик: «Ненавижу тебя! Ненавижу!!!»

Держать лицо Таня больше не пыталась и припустила по коридору бегом.

Когда она вылетела из клуба, живая и невредимая ее первой мыслью почему-то было: «Извини, Валерочка. Я сделала все, что могла!»

Девятое июля, среда.

Утро и день

Валерий Петрович проснулся в пять утра, когда рассвело. Проснулся оттого, что сильно колотилось сердце.

Он спустился на первый этаж выпить воды. Сад был весь в утреннем тумане. Птицы орали как оглашенные.

Тут-то он и обнаружил Танькину записку.

Прочитал. С досадой пристукнул листок пепельницей.

Закурил.

Чего-то подобного он и ожидал.

Ох, будто чувствовал! Да, не надо было вмешивать девчонку в это дело. Слишком она недисциплинированна. Слишком самоуверенна.