с Тобою. А если я с Тобою, то все благо. Так буду же всегда любить всех в делах, словах и мыслях[163]. (Выучил наизусть.)

Дневник, 22 июня 1909 г., Кочеты, т. 57, стр. 88.

Сегодня, – спал хорошо, походил, кое-что записал. Хорошо молился, живо понимал свое ничтожество и не величие – величие сказать мало, а бесконечность – не гадины Льва Толстого, а существа, сознающего себя Божественным.

Дневник, 23 июня 1909 г., Кочеты, т. 57, стр. 89–90.

Когда человек один, ему легко быть хорошим. Только сойдись с другим – и он становится дурен. И чем больше людей сходится вместе, тем труднее им удержаться от дурного. От этого-то так важна, нужна любовь. Только с нею, не делаясь хуже, могут сходиться люди.

Отец мой, начало любви, помоги мне, помоги в том, чтобы делать то, чего Ты через меня хочешь.

Дневник, 24 июня 1909 г., Кочеты, т. 57, стр. 90.

Опять занялся Единой Заповедью[164], погулял и теперь поеду в Велью к старику[165]. Получил Июнь Круга Чтения[166]. На душе очень хорошо. Но все не могу привыкнуть к молитве при общении с людьми. Надо и можно.

Дневник, 29 июня 1909 г., Кочеты, т. 57, стр. 91.

Как мы привыкаем креститься, произносить слова молитвы, так можно и должно привыкнуть любить и уважать людей. Благодарю Бога, недавно начал, а начинаю привыкать: делаю часто бессознательно. Помоги Бог! Как хорошо.

Дневник, 5 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 93.

Здоровье не дурно. На душе очень хорошо. Хочется обращаться к Богу, и все не находил обращения. Нашел наилучшее: благодарю, благодарю и благодарю за великое благо жизни.

Дневник, 15 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 96.

Проснулся рано и все думал о молитве Соничке[167]. Написал и послал, но нехорошо.

Дневник, 19 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 96.

Нынче с утра ходил, хорошо думал. Придумал молитву при встрече с человеком: Помоги, Бог, мне обойтись с этим проявлением тебя с уважением и любовью, думаю только о твоем, а не людском суде. И это хорошо помогает.

Дневник, 20 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 97.

Как обыкновенно, утром ходил по лесу, молился. И нынче в первый раз включил в конец молитвы о соблазнах самое нужное: сознание греха и ослабления от заботы о суждении людей. Помоги, Бог мой, при общении с людьми думать только о том, что мне перед Тобой одним надо делать. Трудно, но зато какая не только свобода, но могущество, когда достигнешь. Два дня читал понемногу Мечникова книгу[168] и ужасался на ее легкомыслие и прямо глупость. Хотел написать не доброе. Нынче решил, что если напишу, то напишу любовное. Записать:

1) Тоскливое состояние – уныние; хочется помощи от Бога, от всемогущего Бога. И только одна помощь: отречение от себя и соединение с Ним. Тоска, уныние только от того, что ушел от Него, а вообразил себе, что ты – ты, Лев Толстой, а не то, что одно есть. (Не то.)

2) Вчера на молитве в первый раз с новой стороны понял слова: возьми крест твой на каждый день (Луки 9, 23). Особенно живо понял то, чтобы выше всего ставить сейчас, в настоящем, исполнять волю Его в себе. Тем-то и важна молитва – слова мудрости, что они способны иметь значение с разных сторон и потому с разных сторон воздействуют на душу и возвышают ее.

Дневник, 21 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 98.

С вечера вчера Софья Андреевна была слаба и раздражена. Я не мог заснуть до 2-х и дольше. Проснулся слабый.

Меня разбудили. Софья Андреевна не спала всю ночь. Я пошел к ней. Это было что-то безумное. Душан отравил ее и т. п. Письмо Стаховича, про которое я должен был сказать, потому что она думала, что что-то скрываю от нее, вызвало еще худшее состояние. Я устал и не могу больше и чувствую себя совсем больным. Чувствую невозможность относиться разумно и любовно, полную невозможность. Пока хочу только удаляться и не принимать никакого участия. Ничего другого не могу, а то я уже серьезно думал бежать. Ну-тка, покажи свое христианство. C'est le moment ou jamais. (Теперь или никогда). А страшно хочется уйти. Едва ли в моем присутствии здесь есть что-нибудь, кому-нибудь нужное. Тяжелая жертва, и во вред всем. Помоги, Бог мой, научи. Одного хочу – делать не свою, а Твою волю. Пишу и спрашиваю себя: правда ли? Не рисуюсь ли я перед собой? Помоги, помоги, помоги.

Дневник, 22 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 99.

Вчера ничего не ел и не спал, как обыкновенно. Очень было тяжело. Тяжело и теперь, но умиленно хорошо. Да, – любить делающих нам зло, говоришь. Ну-ка, испытай. Пытаюсь, но плохо. Все больше и больше думаю о том, чтобы уйти и сделать распоряжение об имуществе… Теперь утро. Пришел с прогулки. Не знаю, что буду делать. Помоги, помоги, помоги. Это «помоги» значит то, что слаб, плох я. Хорошо, что есть хоть это сознание.

Дневник, 23 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 99-100.

Молитва тем особенно хороша, нужна, – но настоящая молитва, – что она поднимает человека на ту высшую духовную точку, на которую он способен подняться – дает силу борьбы с плотью.

Боже мой, как я один, один, хотелось сказать, но вспомнил, что Ты со мною, и стыдно стало. Только тогда и хорошо, когда один с Тобою.

Решил отдать землю. Вчера говорил с Иваном Васильевичем[169]. – Как трудно избавиться от этой пакостной, грешной собственности. Помоги, помоги, помоги.

Дневник, 25 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 102.

Сейчас проводил Денисенок[170]. Дал молитвы и плакал, отдавая. Потом ходил навстречу лошадям. Сейчас, 9 часов, вернулся и умиляюсь. Молюсь и радуюсь, радуюсь сознанием Бога – любви в своей душе. Полон ею. Благодарю все, люблю все.

Дневник, 27 июля 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 103.

Ходил гулять, молился и умилялся до слез от внутренней радости и благодарности. И теперь есть отзвуки этого чудного чувства.

Дневник, 1 августа 1909 г., Ясная Поляна, т. 57, стр. 108–109.

Несмотря на мое ясное понимание Бога не познаваемого, а только сознаваемого в себе, мне часто хочется Бога личного, такого, какому можно бы молиться. Это слабость, привычка и вместе с тем