– Это «даксы», – горделиво пояснила она, крутясь перед зеркалом.

Ей очень идет, завистливо подумала про себя Стелла. Ее отца хватил бы удар: он не разрешал женщинам ходить в брюках. На это Луиза ответила, что ее мать тоже сочла бы их смехотворными, зато для актрисы очень удобно. Затем Стелла решила взять обувь, которую давно хотела – алые сандалии на огромной пробковой танкетке.

– Дома не одобрят, – вздохнула она.

На обратном пути купили полфунта шоколада и съели прямо в автобусе.

– Луиза, с тобой так здорово ходить по магазинам! – призналась Стелла.

Покраснев от удовольствия, Луиза ответила:

– И с тобой тоже.

Возвращение в квартиру напомнило вход в чужеземную пещеру: темно, таинственно, позолоченные зеркала, поблескивающие цветные стекла венецианских люстр, эпизодически освещавших длинный коридор. Густые запахи корицы, сахара, уксуса и духов миссис Роуз казались настолько плотными, что их хотелось раздвинуть руками. Из гостиной доносились веселые звуки шумановских «Бабочек».

– Папы нет дома! – объявила Стелла. Непонятно, откуда она узнала, но радость и облегчение были несомненны. – Надо показать маме обновки.

– Прямо все?

– Раз папы нет, то все. Она обожает наряды.

Миссис Роуз лежала на софе, завернувшись в черную шелковую шаль, расшитую яркими экзотическими цветами. Длинная бахрома цеплялась за все подряд: за висячие серьги, которые обычно надевают к ужину, за кольца, края софы и даже обложку книги.

Миссис Роуз приложила палец к губам и произнесла очень тихо:

– Отца нет дома. – В ее голосе прозвучала та же радостная конспирация, что и у дочери. – И чем вас угощали на обед?

– А, ничего интересного – какой-то рыбный пирог. И еще хлебный пудинг. – Стелла опустилась на колени, обвила мать руками, поцеловала и развернула к себе книгу. – Опять Рильке! Ты его уже наизусть знаешь!

Питер закончил играть.

– А мы ели кролика и красную капусту тети Анны, а потом блинчики с айвой, – доложил он. – Ну, показывайте, что купили.

– Устроим дефиле, – предложила миссис Роуз.

– Ну, мы же не столько накупили!

– Если твоей маме не нравятся брюки, может, не стоит показывать? – опасливо спросила Луиза, натягивая зеленое платье.

– Это другое дело. И потом, против брюк возражает папа, у мутти куда более широкие взгляды.

– Иди первая.

– Нет, ты иди – ты гостья.

Впоследствии Луиза отмечала, насколько не похожи Роузы на ее семью. Сама идея дефилировать в обновках перед родными – особенно перед матерью – показалась ей смехотворной. Пожалуй, единственным членом семьи, кого это могло заинтересовать, была тетя Зоуи, которую втайне порицали за слишком серьезное отношение к внешности и одежде.

Миссис Роуз внимательно оглядела каждую вещь.

– Очень миленькое, – отозвалась она о зеленом платье, восхитилась пиджаком Стеллы и загадочно промолчала при виде брюк. Красные туфли Стеллы ей не понравились, однако она честно призналась, что в возрасте дочери тоже купила бы себе такие. Питер вносил свой вклад в показ мод, наигрывая соответствующие музыкальные темы: «Зеленые рукава» и «Военный марш» для Луизы, Шопена и Оффенбаха для сестры.

Затем все разошлись по своим комнатам, чтобы хорошенько отдохнуть перед театром. К восторгу Луизы, выяснилось, что они пойдут на «Ребекку» с Силией Джонсон и Оуэном Наресом.

– И ужин в Savoy, – сказал Питер. – Надеюсь, вы, девочки, не слишком плотно пообедали.

– Не очень, – ответила Стелла.

Когда все стихло, они прокрались в кухню и раздобыли имбирное печенье с молоком, затем улеглись в постель и стали читать друг другу купленные книги, растягивая печенье на подольше.

Лежа рядом со Стеллой, Луиза думала о том, как ей повезло и что война не особенно испортила жизнь.

– Самое лучшее в дружбе, – размышляла она вслух, – ты можешь делать с человеком что угодно, и необязательно разговаривать.

Стелла не ответила – она заснула. Луиза протянула руку и коснулась чудесных, мягких волос.

– Люблю тебя, – тихо прошептала она.

Как здорово быть свободной, уезжать из дома, знакомиться с другими людьми за пределами ее семейного круга. Подумать только, ведь может произойти что угодно – как здорово! Она не выйдет замуж, а всерьез сосредоточится на своей цели: стать самой лучшей актрисой в мире. Дома будут ей восхищаться! Она прославит фамилию Казалет! Право, ее семья совершенно заурядна, совсем не такая интересная, как Роузы! Плывут себе по течению, ничего с ними не происходит, никогда не выезжают за границу… Может, если б не они, она давно объездила весь свет и получила бесценный опыт. Но нет, куда там! Только и знают что жениться, рожать детей да ездить на работу в контору. Совершенно не интересуются искусством – кроме, пожалуй, музыки… Когда ее мать в последний раз читала пьесы Шекспира? Или еще кого-нибудь? А отец вообще книг не открывает! Поразительно, как он живет такой скудной жизнью? Пожалуй, надо попытаться спасти Полли и Клэри из этой буржуазной пустыни – вот только подрастут… Остальные либо еще дети, либо примкнули к родителям, уже бесполезно и пытаться. С ними даже не поговоришь о чем-нибудь серьезном – о поэзии, о театре, о политике. Вон Стелла сколько всего знает! Небось они и слыхом не слыхивали о классовой структуре или демократии и справедливости. Если все повернется так, как Стелла говорит, их ждет громадное потрясение. Не будет слуг! Что же они станут без них делать?! По крайней мере, она теперь умеет готовить, не то что некоторые. Если случится революция, они, пожалуй, будут голодать. Ей даже стало их немножко жаль. Впрочем, сами виноваты, хотя от этого не легче. С другой стороны, учитывая нереальную скуку их жизни, возможно, их чувства настолько притупились, что они и не заметят перемен. Вместо страстной, безрассудной любви, как у Джульетты или Клеопатры (ведь та уже была старой, когда полюбила Антония!), они просто привязаны друг к другу – вяло, безо всяких эмоций. Так что революция им покажется скорее досадной помехой. У них нет никакого опыта сильных чувств, а у нее будет – в этом и есть смысл.

– Лишь часть смысла, – возразила Стелла, пока они мазали подмышки дезодорантом после ванны. – Нельзя постоянно жить на грани радости или горя. И потом, те, кого ты цитируешь, все равно умерли, – добавила она. – Какой смысл любить так сильно, что приходится умирать?

– Это просто невезение.

– Трагедия – не просто невезение, а грубый просчет, когда человек не учитывает многие факторы, включая собственную натуру. Нет, это не для меня.

Как и всегда в разговоре со Стеллой, возразить было нечего.

Наконец семейство собралось в гостиной на бокал шампанского; к нему подали кусочки соленой рыбы на крекерах. Все выглядели ужасно нарядными: Питер и мистер Роуз в смокингах, миссис Роуз похожа на статуэтку в гофрированном черном шифоне, Стелла в платье из винно-красной тафты с прямоугольным вырезом и узкими до локтя рукавами, и сама Луиза (в душе благодарная Стелле за то, что та заставила ее взять вечернее платье) в старом коралловом атласе, плотно облегающем бедра и собранном сзади наподобие турнюра.