Говоря о Распутине, нужно сказать, что от природы он был не глуп, хитер и он сразу сообразил, что для него выгоднее всего сохранить все свои повадки, носить крестьянскую одежду и говорить на каком-то крестьянском наречии, внося в него какие-то, вряд ли для него самого понятные, отрывки из «писания» (как он объяснял), непонятные выражения, часто без сказуемого или подлежащего, что многим казалось «пророчеством», а для людей, более трезво относящихся к нему, плутовством хитрого мужичонки. Я уже писал, что помощь, которую он оказывал несчастному Алексею Николаевичу, дала ему возможность прослыть «чудотворцем» в некоторых кругах столичного общества. У него появилось много почитателей и почитательниц. Распутин в кругу этих людей часто, как настоящий мужик, напивался, хвастался близостью ко Двору и, что, к сожалению, свойственно не только русским мужикам, безобразничал – пускался в пляс, не стеснялся в «выражениях» и не вел себя, конечно, аскетом. К тому времени он опять предпринял поездки по святым местам, но уже в обществе своих «почитательниц». Излишне говорить, что эти «почитательницы» были искательницами приключений или свято верящие в «благодатность Григория Ефимовича», как верила в него Анна Вырубова. И тут-то и началась свистопляска вокруг Распутина. Очень многие непорядочные и недобросовестные люди, желавшие легко и быстро сделать карьеру, пытались использовать его, другие, наоборот, стараясь всячески дискредитировать Царскую Чету, вовлекали Распутина в кутежи в известных ресторанах и потом рассказывали об этом urbi et ortoi. А для «передовой и прогрессивной» общественности это было манной с небес. Именем Распутина эти подлинные темные силы воспользовались так умело, что даже весьма солидные и вполне порядочные люди стали верить, что Распутин «при помощи Царицы смещает и назначает министров, митрополитов и генералов, установил связь с немецкими шпионами и является подлинным правителем России, игнорируя слабовольного и неумного Царя». Ведь могла же записать в свой дневник З. Гиппиус (жена Д. Мережковского), у которой был общественно-политический салон (как и перед «великой» французской революцией, эти салоны сыграли самую гадкую роль в распространении всяких злостных сплетен и клеветы), «в перерывах беспробудного пьянства и разврата, Гришка правит Россией» (З. Гиппиус «Синяя книга. Петербургский дневник 1914–1918 гг.»).

Все эти мерзкие слухи распространялись и в Петербурге и Москве, причем Императорская Фамилия, за исключением очень немногих, как, например, благородного и гуманного Великого князя Константина Константиновича, его брата Дмитрия Константиновича и еще нескольких, принимала в этом живейшее участие. Даже Вдовствующая Императрица Мария Федоровна и сестра Государыни Великая княгиня Елизавета Федоровна не составляли, к сожалению, исключения. В особенности же старались в этом «черногорки» (black women, как называла их Государыня) и Великая княгиня Мария Павловна Старшая. Салон княгини З. Юсуповой, матери Феликса, который убил Распутина, не отставал от великокняжеских салонов. Одной из модных тем всех этих салонов было глупейшее утверждение, что Государыня, как немка, хочет сепаратного мира. Об этом говорили не стесняясь, забыв все приличия и элементарную порядочность. Французский посол Морис Полеолог пишет в своей книге по этому поводу: «В течение 10 месяцев, что я бывал в русском обществе, больше всего меня поразила свобода, или, лучше сказать, бесцеремонность, с какой говорилось об Императоре и Императрице. Несчастная женщина не заслуживает ни в коем случае этого обвинения, о котором Она знает и которое приводит Ее в отчаяние. Александра Федоровна никогда не была немкой, ни душой, ни сердцем. Основа Ее натуры стала совершенно русской, и я никак не сомневаюсь в Ее патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. У нее личное отвращение к Императору Вильгельму» (Морис Палеолог «Царская Россия во время Великой Войны»).

А князь В. Шаховской пишет в своих воспоминаниях, что «заветной мечтой Великой княгини Марии Павловны являлось видеть одного из своих сыновей на Российском Престоле». (Кн. В.Н. Шаховской «Sic transit gloria mundi»).

О всех этих сплетнях хорошо говорит наш поэт Александр Навроцкий:

Между тем наши неудачи на фронте и толки об измене так усилились, что Государь отдал распоряжение образовать совещание под председательством военного министра и с участием председателя Государственной Думы Родзянко и нескольких членов Думы для ознакомления с действительным положением вещей. Но кампания, поднятая Николаем Николаевичем против военного ведомства, так обострилась, что Государь, не веря в те обвинения, совершенно вздорные и пущенные с умыслом, конечно, против военного министра, решился расстаться с Сухомлиновым. Сделал это Государь, желая внести успокоение. Увольняя В. Сухомлинова, Государь написал ему ласковое прощальное письмо. Об этом пишет сам В.А. Сухомлинов: «Увольняя меня 11 июня 1915 года, Государь писал из Ставки Великого князя Николая Николаевича: “Столько лет поработали мы вместе и никогда недоразумений у нас не было. Благодарю вас сердечно за всю вашу работу и за те силы, которые вы положили на пользу и устройство родной армии. Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников”. А что Он сам меня не осуждал, доказательством для меня был следующий эпизод: когда я сидел в Петропавловской крепости – бедный мой Государь находился в Тобольске – тоже в заточении. На одной из прогулок внутри Трубецкого бастиона, которая сопровождалась часовым, этот последний поспешно сунул мне в руку какую-то бумажку, в которой оказался небольшой металлический, круглый образок. На одной стороне его находилось изображение Богородицы с подписью: “Обр. Тобольск. Бож. м.”, а на другой – митрополит и надпись: “Св. Иоанн Митр. Тобол”. Когда я уже был заграницей, лицо, имевшее сношение с Тобольском во время нахождения там Царской Семьи, меня спросило, – получил ли я благословение Государя, которое послано было мне из Сибири? Для меня же это было драгоценным доказательством, что Царь убедился уже тогда в правильности своего утверждения, что беспристрастная история вынесет свой приговор “беспристрастный” и осудит, конечно, вместе с тем того преступного “Высочайшего”, по росту только к сожалению, “Дядю”, предавшего последнего русского Царя и загубившего Россию»… (В. Сухомлинов «Вел. кн. Николай Николаевич» (младший).

Вскоре после увольнения Сухомлинова началась так называемая министерская чехарда, за которую так порицали Государя. При внимательном изучении этого вопроса мы увидим, что эта «чехарда» была вызвана тем же Николаем Николаевичем. Эта смена министров произошла, когда Государь был в Ставке, где на Него сильное влияние оказывал Николай Николаевич. Сознавая непоправимость положения в Галиции, высшие представители Ставки решили искать опоры в «общественности». Уступая не столько влиянию, сколько давлению Николая Николаевича, Государь заменил Сухомлинова Поливановым, которого не любил, которому не доверял, зная его интриги против Сухомлинова, заигрывание с Думой и про его дружбу с Гучковым. Но Николай Николаевич заигрывал сам с Думой и «общественностью», которая, как мы увидим значительно позже, состояла из очень большого количества «вольных каменщиков». В частности, дружба Поливанова с Гучковым была основана на том, что оба были «братьями» масонами. Я хочу сейчас провести параллель между тождественными событиями во Франции перед «великой» революцией и в России летом 1915 года.