5 августа – «Вера в Алексеева, к сожалению, рушится с каждым днем. Уже начинают открыто об этом говорить, и некоторые предполагают, что ему это стало известно, почему он на всех злится и ни с кем не разговаривает. Возвращаясь из штаба домой, Ф.Ф. Палицын мне говорил, что когда верховный (Вел. кн. Николай Николаевич. – В. К.) был у нас, ген. Алексеев просил его уволить. “Несчастливая у меня рука”, – говорит Алексеев. Но кем его заменить теперь? Никого нет» (Вел. кн. Андрей Владимирович «Дневник 1915 г.».

Почти о том же самом пишет ген. Спиридович: «На фронте было неблагополучно. Отступление наших войск продолжалось. Отступательное настроение Юго-Западного фронта передалось и Северо-Западному. Главнокомандующий последнего генерал Алексеев, главным советником которого являлся состоявший при нем генерал Борисов (личность довольно загадочная и неясная), все больше и больше проникался идеей отступления и в первой половине июля это его настроение настолько не соответствовало настроению подчиненных ему высших начальников, что из нескольких военных центров в Ставку были посланы полные информации о неправильности действий генерала Алексеева и о непригодности его к его роли.

Великие князья Кирилл Владимирович и Андрей Владимирович, по просьбе фронтовых начальников, докладывали о том, какое паническое впечатление производят распоряжения и действия генерала Алексеева. В Ставке царила растерянность. Николай Николаевич был величина декоративная, а не деловая. Уже в половине июля генерал Поливанов, выдвинутый на его пост Ставкой, сделал в Совете министров доклад о той растерянности и охарактеризовал деятельность Ставки очень резко и нелестно. “Назад, назад и назад – только и слышно оттуда”, – говорил Поливанов. “Над всем и всеми царит генерал Янушкевич… Никакой почин не допускается… Молчать и не рассуждать – вот любимый окрик из Ставки… Печальнее всего, что правда не доходит до Его Величества… Повторяю, господа: отечество в опасности”, – закончил свой потрясающий доклад Поливанов.

В половине июля немцы перешли Вислу. 22 мы оставили Варшаву, а 23 Ивангород. Начались атаки Осовца. Генерал Алексеев окончательно растерялся. Его паническое настроение настолько развращающе действовало на окружающих, что у штабных офицеров возникла мысль убить генерала Алексеева ради спасения фронта. Великому князю Андрею Владимировичу пришлось долго убеждать офицеров не делать этого, дабы не вносить еще больше беспорядка. 4 августа пала крепость Ковно. 6 августа сдался Новогеоргиевск. В этот день Поливанов заявил в Совете министров: “Военные условия ухудшились и усложнились. В слагающейся обстановке на фронте и в армейских тылах можно каждую минуту ждать непоправимой катастрофы. Армия уже не отступает, а попросту бежит. Ставка окончательно потеряла голову…” 10 августа пал Осовец. Эвакуируют Брест-Литовск. Ставка Верховного главнокомандующего перешла из Барановичей в Могилев» (Ген. А.И. Спиридович «Великая Война и Февральская Революция»).

Я нарочно так подробно изложил выдержками из воспоминаний очевидцев создавшееся положение на фронте и настроения в Ставке и в штабе Северо-Западного фронта к лету 1915 года, чтобы показать, как неубедительны были все слащаво-лирические восхваления Вел. кн. Николая Николаевича как опытного полководца и мудрого вождя. На самом деле, как пишет Спиридович, «Николай Николаевич был величина декоративная, а не деловая». Что же касается ген. Алексеева, то, отдавая ему дань как опытному и трудолюбивому работнику и хорошему стратегу, можно сказать, что, как мы это увидим позже, он только в присутствии Государя как Верховного главнокомандующего, который, конечно, не был ни опытным стратегом (в этом Он всецело полагался на Алексеева), ни человеком больших военных знаний, мог использовать свои незаурядные дарования под влиянием всегда спокойного, никогда не теряющего голову и вселяющего бодрость в своего начальника штаба, Государя Императора.

Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого изменения положения на фронте после смены Верховного командования. Уж, конечно, Государь не мог бы никогда плакать в подушку или задирать ноги, лежа на полу, как это делал «мудрый полководец» Николай Николаевич.

Для смены Верховного командования были и другие причины и, пожалуй, еще более серьезного характера. Двоевластие Ставки и Правительства становилось невыносимым. В Совете министров действия Ставки подвергались резкой критике и не только со стороны «реакционных» министров, но и со стороны вновь назначенных под сильнейшим давлением Николая Николаевича, т. е. ген. Поливанова, кн. Щербатова и Самарина, а также даже нового министра юстиции А.А. Хвостова (А.Н. был министром внутренних дел), отличавшегося спокойным характером.

Управляющий делами Совета министров того времени Яхонтов дает очень красочное описание заседаний Совета, посвященных обсуждению положения, создавшегося из-за Двоевластия в стране. «Просто безумные люди там распоряжаются», – восклицает министр иностранных дел. «Логика и веление государственных интересов не в фаворе у Ставки», – замечал военный министр. Министр торговли и промышленности жалуется на «своеволие военных начальников» и требует их «обуздания». Министр внутренних дел требовал энергичных действий, чтобы ликвидировать «безвыходное положение», когда у него как министра нет власти «ни юридической, ни фактической». Важно то, что Совет министров признавал свою полную беспомощность: военная власть всю ответственность за неудачи переносила на правительство, а последнее эту ответственность возлагало на командование.

Председатель Совета министров Горемыкин почти после каждого заседания Совета говорил: «Я обращу внимание Государя на это сплошное безобразие. На фронте совсем теряют голову». И даже Кривошеий, считавшийся либеральным министром и популярным в думских кругах, заявлял, что «если “верховным” будет сам Император, тогда никаких недоразумений не возникало бы, и все вопросы разрешались бы просто – вся исполнительная власть была бы в одних руках».

Таким образом мы видим, что министры сами подталкивали мысль Царя на принятие Верховного командования на Себя. И Государь принял единственно правильное решение – возложил на Себя Верховное командование. А. Вырубова, которая близко стояла к семейной обстановке Царской Семьи, пишет о решении Государя в своих воспоминаниях: «Летом 1915 года Государь становился все более и более недоволен действиями на фронте Великого князя Николая Николаевича. Государь жаловался, что русскую армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточно боевых патронов. Как бы подтверждая слова Государя, началось поражение за поражением; одна крепость падала за другой, отдали Ковно, Новогеоргиевск, наконец Варшаву. Я помню вечер, когда Императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на Нем, как говорится, лица не было. Он почти потерял свое всегдашнее самообладание. “Так не может продолжаться, – воскликнул Он, ударив кулаком по столу, – я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию; я вижу ошибки, – и должен молчать! Сегодня говорил мне Кривошеий, – продолжал Государь, – указывая на невозможность подобного положения”. Государь рассказывал, что Великий князь Николай Николаевич постоянно, без ведома Государя, вызывал министров в Ставку, давая им те или иные приказания, что создало двоевластие в России.