После насмешки директора выражение лица юного Келдрика сменилось со скучающего на заинтересованное.

– Сходи за матерью, – произнес лавочник и чуть отвернул голову, явно подавая дочери какие-то знаки.

Девчушка покраснела и, стараясь не смотреть в глаза посетителям лавки, шмыгнула в маленькую дверку позади стойки.

Ей бы выйти обратно, пожать плечами и сказать, что, мол, нет мамы, куда-то вышла, не предупредив. На этом странная ситуация разрешилась бы. Но ребенок не сориентировался и, видимо, с перепугу поступил как привык. Тарая вернулась в обличии своей матери – той самой темноволосой женщины с бесцветными губами, которую я видела ранее.

Глаза лавочника округлились, он замер, не зная, что предпринять. Господин Алостер, не зная подоплеки разворачивающейся перед ним сцены, приподнял шляпу, приветствуя супругу лавочника, и я успела рассмотреть его чуть длинноватые эльфийские уши.

– Видишь? Рано тебе о следующем уровне обучения думать, раз такое простое для телепатов задание выполнить не способен, – обратился директор к своему ученику.

Келдрик ничего не ответил, лишь впился взглядом в женщину, но я успела заметить полуулыбку, скользнувшую по его губам.

Лавочник так и остался стоять приклеенный, пока Тарая в образе матери обсуждала с директором его заказ, а Келдрик прогуливался по лавке, делая вид, что изучает стройные ряды баночек.

Вскоре посетители ушли. Стоило им скрыться за дверью, как наигранная улыбка, с которой замер мужчина, сползла с его лица, и, схватив дочь за руку, он потащил ее в каморку.

– Дура! Надо было сказать, что матери нет! Бестолочь! Мальчишка мог догадаться.

Из каморки послышались удары и плач девочки.

Только я собралась вбежать туда – даже не знаю зачем, ведь изменить прошлое никому не под силу, – как вдруг комната опять поплыла. По стене поползли солнечные лучи. Вразброс начали вспыхивать нечеткие образы: из каморки вышла зареванная девочка с бантиками, и вот она уже стояла за прилавком, заходили какие-то посетители, но образы сменялись слишком быстро, и я не успевала рассмотреть лица. Возможно, эта часть ее воспоминаний неважна и поэтому размыта. Так же внезапно воспоминание вновь замедлилось, я увидела, как девчушка погасила свечи, набросила толстый шерстяной плащ и вышла на улицу. Непроизвольно я последовала за ней. Она закрыла лавку отца на ключ и пошла между домами по темной улице. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, и улица была больше заполнена тенью, нежели светом. Впереди виднелись огоньки базарчика. Девчушка прибавила шаг, явно направляясь туда. Неожиданно дорогу ей преградил Келдрик.

– Чего тебе? – пискнула девочка испуганно.

– Правду, – спокойно ответил телепат.

– Не понимаю, о чем ты.

Хитро улыбаясь, Келдрик огляделся и начал говорить нарочито громко, привлекая внимание прохожих:

– Ну, например, я бы хотел узнать о том, что твоя мать…

Договорить он не успел. Тарая тут же схватила его за руку, заставляя замолчать.

– Отец меня убьет, – прошептала она.

– Я не собираюсь рассказывать ему и вообще кому-либо, просто хочу знать, что не ошибся. Зачем ты притворяешься своей матерью? – спросил Келдрик, высвобождая руку.

Тарая, кривя губы, тяжело вздохнула, словно набираясь смелости.

– Умерла она. Если кто-то узнает, Гильдия Жизни заберет у нас лавку. Доволен? – произнесла она очень тихо.

Брови Келдрика поднялись от удивления, он отошел на шаг. Не дожидаясь продолжения беседы, Тарая пошла дальше, но телепат не отставал. Впрочем, как и я.

– Что еще? – раздраженно спросила девочка.

– Ты же понимаешь, что разрешение должны забрать потому, что вы с отцом не целители и не умеете лечить. Это опасно, кто-то может пострадать. А давно она умерла?

Тарая резко остановилась и зашипела на него:

– Тише! Я сказала правду, что тебе еще от меня надо?

– Тебя отец заставляет… – скорее не вопросительно, а утвердительно сказал Келдрик. – Ты должна рассказать правду, пока не поздно, все равно ложь вскроется, и вас отправят в темницу.

– Лучше возможная крыша темницы когда-нибудь потом, чем без крыши и на улице сейчас.

– Ты можешь жить в Фебране, – не сдавался юноша.

– А платить за это кто будет? Может, ты?

– Сильные маги учатся бесплатно.

– Верно, самые сильные, боевые маги, а я просто иллюзионист.

– Ничего себе, просто! Ты же весь город за нос водишь, не говоря уже о том, что на моих глазах обманула директора Фебраны. На такое простой иллюзионист не способен, только исключительного таланта.

– Не надо играть в спасителя. Иди свою водную принцессу спасай, за которой вы всем факультетом бегаете, а меня оставь в покое, – сердито ответила ему Тарая.

После этих слов Келдрик и правда остановился и угрюмо посмотрел ей вслед. Тарая прошла вперед еще пару шагов и обернулась.

Убедившись, что юноша отстал, быстрым движением провела краешком плаща по лицу. Похоже, она плачет, поняла я. Келдрик это тоже заметил и принялся вновь ее догонять.

– Я подтвержу, что отец тебя заставляет!

– С чего ты взял, что он меня заставляет?

– Потому что никто по собственному желанию изображать покойную мать не станет, – уже явно раздражаясь, ответил телепат.

Ничего не ответив, Тарая вдруг остановилась у небольшой торговой тележки, сверху донизу заваленной всякой всячиной – от полуразбитых горшков до чучел птиц и животных. Заметив молодых людей, низенький торговец, приторно улыбаясь, вышел навстречу возможным покупателям.

– Не это ли ищете, молодые люди? Кровь первого дракона! Самое то для любовного напитка в преддверии праздника Святой Валенты, – произнес торговец, протягивая бутылочку с золотой жидкостью.

– Всех драконов истребили еще до вашего рождения. А будь у вас на самом деле его кровь, вы бы не на городском рынке сейчас находились, – с явным презрением к обманщику ответил юный Келдрик.

– Ну тогда, может, флакон эльфийских духов для вашей спутницы? – не сдавался торговец.

Вместо ответа Келдрик наградил его холодным взглядом, давая понять, что им ничего не нужно. Торговец, покачивая головой и бубня что-то под нос, нехотя отошел в сторону.

Не обращая ни на кого внимания, Тарая подошла к тележке и взяла янтарный камушек – такой же, как был сейчас у меня в руке.

– Насекомое, застывшее в солнечном камне, зовется инклюзом, – негромко произнесла она, и телепат через ее плечо с интересом посмотрел на янтарь. – Этот уникален. В нем свою смерть нашла одинокая паучиха. Видишь на брюшке белый рисунок, похожий на песочные часы? Это проклятье их вида.