Она залпом выпила виски, запила водой и крикнула Нику, чтобы тот повторил.

– Что же он сделал? Набросился на меня с кулаками. На меня, Бесси Макгоуэн. Прямо в моей квартире, после моей выпивки. Он гонял меня по всей квартире. И постоянно скалился. Я думала, он убьет меня. Потом все померкло.

Я очнулась на рассвете, лежа на полу, избитая до невозможности. Он ушел. На карачках я добралась до постели. Когда проснулась по-новой и взглянула на себя в зеркало, то ужаснулась своему виду. Лицо синее. Все тело ныло от боли, так что я передвигалась со стонами. Я вызвала врача и сказала ему, что упала с лестницы. Три сломанных ребра. Сорок три доллара я уплатила стоматологу. Только через неделю я смогла выйти на улицу, да и то ковыляла, как старая кляча. Хорошо, что я вынослива, как лошадь. Любая другая отдала бы концы. До сих пор не могу прийти в себя. Когда узнала, что его посадили, купила бутылку и сама ее выпила. Он не человек, этот Макс. Животное. Я ведь всего лишь задала ему вопросы. А если он не хотел отвечать, ему нужно было всего лишь сказать мне: «Заткнись».

Она выпила второй стакан и заказала Нику еще. Сэм тоже заказал себе пива.

– Значит, он вам не друг, Бесси.

– Если бы увидела его труп на улице, то на радостях напоила бы всех знакомых.

– Он и мне не друг. Она пожала плечами:

– С чего ты взял? Видел нас один раз, да и только.

– Мне так показалось.

– Не люблю дурных шуток. – Ее взгляд стал отчужденным.

– Меня зовут Сэм Боуден.

– Ну и что теперь… Ты сказал, Боуден?

– Он мог называть меня лейтенантом.

– Точно, так он и говорил.

– Бесси, мне нужна ваша помощь. Я не знаю, с какой стороны ждать удара. Он хочет причинить мне вред. Мне важно знать, не намекал ли он каким-то образом на это.

– Он забавный малый, Сэм. Все больше молчит. Не показывает своего нутра. Но дважды он упоминал лейтенанта Боудена. И оба раза у меня мурашки по коже бегали. Хотя толком он так ничего и не сказал. Один раз он обмолвился, что ты его старый армейский товарищ, и чтобы показать, как он любит тебя, он убьет тебя шесть раз. Он пил, а я попыталась смеха ради сказать ему, что он по-настоящему никого не убьет.

– Что он ответил?

– Ничего. Просто посмотрел на меня и ничего не сказал. Ты понимаешь, о чем это он говорил? Как это можно убить человека шесть раз?

Он посмотрел на дно стакана:

– Если у человека есть жена, трое детей и собака. Она сделала попытку рассмеяться.

– Начал он с собаки. Отравил ее. Она побелела как полотно:

– Господи Иисусе!

– Что он еще говорил?

– Он еще раз вспомнил о тебе. Сказал, что придет время, и он доберется до тебя, что окажет тебе услугу, что ты будешь умолять его сделать ее.

– Не могли бы вы пройти со мной в полицию и дать письменные показания на этот счет?

– За кого ты меня принимаешь, дорогуша?

– Так вы пойдете?

– Слушай, мой тебе совет. Напиши директору ФБР.

– У меня трое детей: девочке пятнадцать, одному парнишке – одиннадцать, другому – шесть.

– Не трави мне душу. Во-первых, я там и так частенько бывала, во-вторых, они и слушать не станут, в-третьих, жизнь – жестокая штука, и мне жаль, если у тебя возникли проблемы, но такова жизнь.

– Я умоляю вас…

– Эй, Ник! Оказывается, я не знакома с этим бродягой. Как это ты допускаешь, чтобы у тебя так оскорбляли дам?

– Зачем вы так? – спросил Сэм. Женщина поднялась со стула.

– Потише, Бесси, – сказал Ник.

Она взяла сдачу, оставив десятицентовик Нику.

– Возьми на чай, родной. Пойду, поищу забегаловку получше.

Она с силой захлопнула за собой двери. Ник задумчиво изучал монетку.

– Как это вам удалось ее выпроводить? Не раскроете секрет?

– Не знаю. Ник вздохнул:

– Когда-то она была мисс Индиана. Показывала мне вырезку из газеты. А когда я сказал, что вроде и штата такого тогда еще не было, она так зарядила мне в глаза! Ну что ж, заходите еще.

Сэм вышел и пошел по Джекел-стрит. Дом номер двести одиннадцать был трехэтажным, выкрашенным в коричневый цвет строением. В окне виднелась надпись:

«Сдаются комнаты». На веранде в кресле-качалке с закрытыми глазами сидел старик. Воняло кислой капустой и грязным бельем. Наверху кто-то шумно скандалил. До Сэма доносился зычный, терпеливый мужской голос, надолго прерываемый пронзительной ответной тирадой.

В холле его взору предстал узкий длинный стол, на котором рядом с лампой-абажуром лежала стопка писем.

К нему навстречу вышла, тяжело ступая, изможденная старуха.

– Чего надо?

– Мистер Кейди здесь живет?

– Не-а.

– Мистер Макс Кейди.

– Не-а.

– Но он здесь жил?

– Ага. Но больше не живет. Ни за что не сдам ему больше комнаты. Нам не нужно драк и полиции. Ни мне, ни Марвину. Нет, сэр. И уголовников тоже. А он из этих. Сидел в тюрьме. В пятницу заявился и собрал свои манатки. Я велела Марвину отнести их в подвал. Он не хотел платить мне за стоянку машины у дома, но когда я пригрозила ему полицией, то заплатил, как миленький, и укатил на своей машине, только его и видели.

– Он не оставил своего нового адреса?

– Нового адреса! Странно для человека, которому никто не пишет.

– Кто-нибудь еще спрашивал о нем?

– Вы первый и, надеюсь, последний человек. Нам с Марвином не по душе такие люди.

* * *

В пятницу ничего не произошло. В субботу он поехал в Сафферн, в воскресенье они навестили Нэнси и Джеми, а в понедельник он, как обычно, был на работе. Чтобы лишний раз не волновать Кэрол, он решил не говорить ей о его разговоре с Бесси Макгоуэн. Не произошло ничего и в понедельник, и во вторник.

В десять утра в среду раздался телефонный звонок от мистера Менарда. Когда до него дошло, кто это звонит, у него чуть не остановилось сердце.

– Мистер Боуден. Джеми ранен, но рана несерьезная.

– Как это случилось?

– Думаю, вам лучше самому подъехать. Он сейчас на пути в больницу, так что вам все-таки лучше подъехать в Опдермонтскую больницу. Повторяю, он вне опасности. Рано или поздно с вами захочет поговорить шериф Кантц.

– Немедленно выезжаю. Вы сообщили об этом моей жене?

– Она уехала раньше, чем я позвонил. Как только она приедет, я отошлю ее в больницу.

– Как Нэнси?

– Вместе с Томми Кентом сопровождают брата в больницу.