– Как это понимать? Ты меня контролируешь? Не веришь мне? – Слышно было, что она вне себя.

– Юлия, послушай…

Она снова прервала его:

– Нет, это ты меня послушай! Если я что и ненавижу, так это ревность. Если ты собираешься играть роль Отелло, не советую. Ты мне симпатичен – да, но это вовсе не дает тебе права за мной шпионить.

– Поверь, у меня не было ни малейшего намерения это делать, – забормотал он. – Просто искал снимки твоего друга, они мне понравились. При этом наткнулся на его биографию и, естественно, прочел. Ну и удивился, что у него есть семья.

– С каких пор ты стал таким наивным? – Она уже говорила обычным тоном. – Вспомни про Томаса Манна. Сколько у него было детей? Кажется, пятеро?

– Шестеро.

– Вот-вот! А ведь всем известно, что он был голубой.

– Верно. – Йон, не стал уточнять, что Томас Манн «не следовал своим наклонностям», как деликатно выражались в те годы. Сейчас не тот момент, чтобы блистать эрудицией. – Я жалею, что задал этот вопрос. Разумеется, я доверяю тебе во всем.

– Ладно, – сумрачно согласилась она. – Просто у меня есть кое-какой печальный опыт.

– С ревнивыми мужчинами?

– Да. Но я не хочу сейчас об этом говорить; возможно, ты меня понимаешь.

– Естественно, – сказал он. Внезапно ему захотелось поскорей закончить разговор. После неудачного начала им так и не удалось вернуться к их обычной непринужденной манере. – Ладно, до завтра.

– Хорошо, – согласилась она. – Пока. Спокойной ночи, Йон.

– Приятных снов. – Он положил трубку первым, опередив ее.

После этого, сидя перед телевизором и слушая новости, он размышлял, как сам не додумался до такого объяснения, которое она дала ему насчет Бена Мильтона и его личной жизни. Общеизвестно, что огромное количество гомосексуалистов имеют семьи. Одни ради маскировки, другие по той причине, что поздно осознали свою истинную сексуальную ориентацию. А в творческих кругах гомосексуализм давно сделался нормой. Как же он не учел такую возможность? Почему ему везде чудится измена?

Виной этому, разумеется, Роберт с Шарлоттой, их вероломство заставило его разочароваться в человеческой порядочности. Впрочем, осторожней, дружище, – нельзя допускать такие мысли! Поставив на одну доску Юлию и Шарлотту, он отравляет прошлое, настоящее и будущее; Шарлотта наверняка торжествует на том свете. Юлия полностью права, пресекая его бестактные вопросы. Завтра же он попросит у нее прощения.

Она въехала на парковку за четверть часа до начала уроков и теперь, поставив ногу в красном сапоге на крыло «гольфа», завязывала шнурок. При виде его она радостно улыбнулась и помахала рукой. Все его опасения мгновенно улетучились. Она подошла к его машине, сунув руки в карманы кожаной куртки, слишком легкой для такой погоды. Дул пронзительный восточный ветер, резко похолодало; дорожное полотно на Бансграбене и на тихих соседних улицах покрылось тонкой корочкой льда.

– Я тебя ждала, – сказала она. Ее лицо порозовело от холода, ветер трепал ее локоны, хлестал ими по ее щекам.

– Я уже привыкаю к этому. К хорошему ведь быстро привыкаешь. – Он достал с заднего сиденья портфель и захлопнул дверцу. – Как спала? Хорошо?

– Как мертвая. Но прежде, чем заснуть, основательно поразмыслила. И хочу попросить у тебя прощения, Йон.

– Именно то же самое хотел сделать и я, – сказал он и испуганно прогнал мысли о мертвых и озере Уклей-Зе. – Я вел себя как последний идиот.

– Чепуха, это я была идиоткой. Неправильная реакция. Увы, со мной такое случается, когда я сильно устану.

– Хорошо, – подытожил он. – Мы оба прощаем друг друга. Забудем наш конфликт. Договорились?

Медленным шагом они бок о бок двинулись к школе. Йону внезапно захотелось, чтобы в «Буше» раздался звонок – о заложенной бомбе или типа того – и занятия отменили.

– Сегодня вечером у тебя найдется для меня время? – спросила она.

Волна блаженства моментально разлилась по его телу, до самых кончиков пальцев.

– Сходим опять в «Мамма Леоне»?

– Вообще-то я бы с большим удовольствием побыла с тобой наедине, – ответила она. – Без посторонних, то есть.

– Значит, у тебя?

Она скривила губы.

– У меня жуткий беспорядок. Бен оставил кучу оборудования. Я просто не успею все убрать.

– Мне это не помешает.

– Зато помешает мне. – Она кивнула обогнавшему их Мейеру-англичанину, он двигался быстрыми и мелкими шажками, с прямой спиной, держа в руке пачку тетрадей.

Йон выждал, когда коллега будет вне пределов слышимости:

– Конечно, ты можешь приехать и ко мне.

Она бросила на него один из своих загадочных и неопределенных взглядов.

– Это лишь предложение, – поспешно объяснил он. – Если тебе неприятно, я пойму.

Она передернула плечами.

– Ладно. – В ее ответе не прозвучало энтузиазма.

– Юлия, не хочешь, не надо.

– Знаю. Но на самом деле я охотно посмотрела бы, где и как ты живешь.

– Вот и чудесно. А когда? В половине восьмого?

– Годится. – Она улыбнулась ему и остановилась, поджидая Керстин Шмидт-Вейденфельд.

Радостное предвкушение вечера поддерживало Йона на трех первых уроках. Его хорошее настроение передалось ученикам, седьмой «б» был как никогда активным. В награду Йон отменил домашние задания на завтрашний день. Do, ut des[16]. В школе такие небольшие подарки вполне уместны во имя добрых отношений.

Четвертым уроком был немецкий в девятом «б». Недавно они начали новую книгу, «Шахматную новеллу» Цвейга. К нынешнему уроку ребята должны были прочесть первые одиннадцать страниц. Йон вызвал Каспара Медорна, и этот болван тотчас стал листать тонкую книжицу и бегло просматривать текст. Возникла пауза, затем Йон попросил его вкратце пересказать прочитанное.

Как и девяносто процентов учеников, Каспар начал ответ с самого популярного немецкого слова:

– Значит… история происходит на корабле, во время рейса между Нью-Йорком и Буэнос-Айресом. – Он замолчал и с беспокойством заерзал на стуле. Понятно, сейчас он успел прочесть лишь несколько первых абзацев.

– Дальше.

Каспар скосил глаза в сторону соседа, а тот раскрыл под столом книгу и тайком заглядывал в нее.

– Я делаю тебе небольшую подсказку, – дружелюбно произнес Йон. – Книга называется «Шахматная новелла».