Бодрым тоном Хорек-альбинос продолжал:

– Итак, с десятыми классами едут коллеги Шредер, Швертфегер и Концельманн. Кто желает присоединиться? Добровольцы, вперед!

В принципе, Йона это не касалось; уже восемь лет в конце июня, после устных экзаменов на аттестат зрелости, они с Гешонек возили в Рим слушателей факультативного курса по латыни. Программа осмотра достопримечательностей была отработана до мелочей. С Эвой у них никогда не возникало сложностей; львиную долю всех объяснений она брала на себя. Экскурсии по Римскому форуму и Капитолию были ее страстью и стали уже притчей во языцех среди выпускников прежних лет.

– К сожалению, я не могу, – сообщил Вильде. – В эти же сроки я буду на Балтийском море с другими десятыми.

– Я тоже, – поддакнул Мейер-биолог, – иначе я бы охотно присоединился к поездке. – Всю жизнь он любил путешествия и еще много лет назад наладил межшкольный обмен с Англией и Францией.

Воцарилось неловкое молчание. Мейер-англичанин созерцал кончик собственного галстука. Кох скреб за ухом. Длинноволосая практикантка с толстыми ногами сосредоточенно перелистывала свой календарь. Йон заставил себя выждать еще минуту.

– Группа поедет в живописную горную местность на берегах Везера, – соблазнял всех директор, – на великолепную молодежную турбазу в Гамельне.

Йон кашлянул, выпрямился и сделал гримасу, которая, как он надеялся, сойдет за досаду.

– Что ж, если в самом деле нет желающих… – медленно протянул он, – тогда я вынужден…

– Господин Эверманн, как чудесно! – Хорек-альбинос с облегчением осклабился, показав слишком белые и крупные зубы. – Вы просто идеальная кандидатура, ведь вы преподаете в обоих классах. Значит, я вас записываю?

Йон кивнул, всем своим видом изображая покорность судьбе. Целых пять дней он проведет с Юлией, совершенно официально и с благословения признательного начальства. А ведь поездку еще придется планировать, подробно обсуждать детали, поэтому коллеги будут собираться не раз и не два…

Впервые за свою жизнь он с симпатией подумал про Ковальски и даже решил как можно скорей навестить его в клинике.

Она приехала на пять минут раньше. Из зимнего сада Йон наблюдал, как она остановила «гольф» прямо у садовой калитки. Вылезла, постояла возле машины и обвела глазами фасад, словно хотела запечатлеть в памяти каждую подробность. По выражению ее лица он не мог понять, нравится ли ей увиденное.

В прихожей он помог ей снять кожаную куртку. Стоя рядом с ним, Юлия осмотрелась. Выпятив нижнюю губу, взглянула на резиновые сапоги Шарлотты, стоявшие на коврике у гардероба. Йон тут же решил выбросить их как можно скорей, и вообще, постепенно удалить из дома вещи жены. Как он не сообразил это сделать до прихода Юлии!

На лестницу она глянула мельком. Он знал, о чем она подумала, и хотел сразу проводить ее в зимний сад, но она задержалась в гостиной и долго рассматривала свадебное фото в серебряной рамке, стоявшее на секретере. Он был готов убить себя за то, что не убрал его. Просто много лет он не замечал этого снимка и совсем забыл о его существовании. Тогда они с Шарлоттой позировали возле бюро регистрации, она с улыбкой прижалась к нему. Она в светлом платье с жакетом, он в своем единственном приличном костюме с широкими лацканами, волосы падают на воротник. Снимок часто служил в кругу их знакомых поводом для веселых шуток, но Юлия разглядывала его молча, между ее бровями залегла маленькая складка. Зря он пригласил ее в этот дом, где повсюду присутствовала память о Шарлотте. Какая ошибка!

Стол Йон накрыл в зимнем саду. Сначала он намеревался приготовить что-нибудь из итальянской кухни. Но когда зашел после парикмахерской в гастрономическую лавку на Клостерштерн, ему бросился в глаза фирменный логотип на пластиковых пакетах, и он сразу понял, что покупки для их последнего вечера втроем Роберт делал именно тут. Он стремглав выскочил из лавки и двумя улицами дальше приобрел у турка холодные закуски, сыр, фрукты и вино.

Юлия села в плетеное кресло, прямо, не откидываясь на спинку.

– Красиво, – одобрила она, когда он включил музыку в стиле фадо, показавшуюся ему подходящей для этого вечера. Теперь же ему почудилось, что она звучит слишком надрывно и драматично. Никогда еще он не видел Юлию такой притихшей и замкнутой.

– Может, лучше поедем в «Мамма Леоне»? – предложил он. – Или куда-нибудь еще? Я ведь вижу, что тебе тут не по себе.

Она крутила в пальцах бокал, на ее руке снова были часы с красным ремешком.

– Просто тут все чуточку чужое. Эта обстановка как-то тебе не подходит.

Не любя этот дом, он никогда не заботился о его обстановке. Когда в начале их брака они с Шарлоттой жили в маленькой наемной квартире в Альтоне, то поисками мебели, картин, занавесок занимались вместе; тут, на Бансграбене, он все предоставил жене. Все больше и больше времени он проводил в своем кабинете, единственной комнате, где действительно хорошо себя чувствовал, и которую обставлял по своему вкусу.

– Сам я никогда бы не выбрал этот дом, – пояснил он. – Его нам подарили родители жены, а теперь я хочу его продать. – И он подвинул ближе к Юлии хлебницу и блюдо с закусками.

– Это правильно, – одобрила она, положила себе долму из виноградных листьев с мясной начинкой и улыбнулась. Она начинала оттаивать. – А дальше?

– Дальше я подыщу что-то другое, – ответил он. – Что придется мне по душе. Ведь я уже спрашивал, не поможешь ли ты мне в моих поисках. – Его порадовал аппетит, с каким она взялась за еду.

Ответила она не сразу; ей пришлось дожевать и проглотить долму, промокнуть губы салфеткой и выпить глоток вина. Он терпеливо ждал.

– Вообще-то, ответь мне, у тебя есть что-то наподобие цели всей жизни? – спросила она потом. – Хрустальной мечты? Мужчины ведь всегда к чему-нибудь стремятся.

Он засмеялся:

– А женщины разве нет?

– По-другому, – ответила она. – Между прочим, я не открываю ничего нового, это общеизвестно. Существуют два взгляда на жизнь – туннельный и панорамный.

Он невольно подумал про Шарлотту. Значит, у нее был панорамный взгляд? Она видела целостную картину? Если и так, то лишь до ее запоев; алкоголь исказил все, в том числе и ее взгляд на мир. В конце она, пожалуй, не увидела бы даже входа в туннель.

А он сам? Разумеется, у него была хрустальная мечта, как выразилась Юлия. Он хотел быть вместе с той, кого полюбил, вместе и навсегда, неважно, где и как. Она прекрасно знала, вот и спрашивала. И уж точно не хотела опять услышать от него объяснения в любви.

Она ткнула вилкой в гриб.

– Почему ты молчишь?

– Мечта или цель всей жизни, – задумчиво протянул он. – Нечто подобное, пожалуй, было когда-то, в конце школы. Мы тогда хотели проплыть под парусами вокруг света.