Каким-то образом мое заявление появилось в печати на следующий день в искаженном виде. Предвидя развитие событий, газеты сообщали, что правительство уже обсуждает ноту союзникам.

Некоторые из членов правительства уже решили поставить этот вопрос перед всем кабинетом[3]. Однако такого обсуждения Кабинетом министров в целом еще не было.

Поэтому министр иностранных дел имел полное право требовать от Временного правительства официального опровержения. 14 апреля газеты сообщили: «Правительство не обсуждало и не готовит никакой записки по вопросу о целях войны».

Это отрицание вызвало настоящую бурю. Как и предполагалось, Милюков был вынужден немедленно согласиться на отправку ноты союзникам по вопросу о целях войны. Но теперь этот акт приобрел в глазах общественного мнения преувеличенное значение, считаясь навязанным Советом и, что еще хуже, Петроградским гарнизоном.

Первый шаг большевиков

Из-за острой ситуации записка о целях войны для союзников редактировалась всем кабинетом[4]. Мы всю ночь занимались этим в кабинете военного министра Гучкова, который был очень болен. Содержание записки должно было удовлетворить самых яростных критиков милюковского «империализма». Однако случился психологический надрыв, который нам очень дорого обошёлся. Недоверие к Милюкову и неприязнь к нему в Совете и вообще в демократически-революционных кругах были так велики, что эти элементы не могли уже рассмотреть и уловить содержание ноты. Началась революционная истерия.

На особом заседании Исполнительный комитет Петроградского Совета принял резолюцию резкого протеста против новой «империалистической» декларации Временного правительства, и Ленин, только что прибывший из Швейцарии через Германию, поспешил отправить своих посланников в казармы.

20 апреля на улицах Петрограда появился финский гвардейский полк. Во всеоружии, с красными знаменами и плакатами, осуждающими Временное правительство, особенно Милюкова и Гучкова, войска двинулись к Мариинскому дворцу. По всему городу появились вооруженные отряды рабочих и солдат. Правительство находилось в этот момент не в Мариинском дворце, окруженном вооруженной толпой, а на Мойке, в конторе Гучкова. Тут явился командующий Петроградским военным округом генерал Корнилов с просьбой разрешить правительству вызвать войска для его охраны.

Правительство единогласно отказалось от любой такой защиты. Мы все были уверены в мудрости нашего курса и были уверены, что население не допустит никаких актов насилия против правительства.

И действительно, в тот же день появилось разъяснение Совета рабочих и солдатских депутатов о том, что он не призывал войска для демонстрации против правительства. Перед этим огромные толпы вышли на улицы на большой демонстрации в честь Временного правительства и в особенности Милюкова.

Эта первая мобилизация большевистских сил закончилась для Ленина довольно комично, но не без множества жертв в результате уличных расстрелов[5]. Пролитие невинной крови отрезвляло и лидеров революционной демократии. Советские вожди поспешили отвергнуть большевистскую авантюру. По соглашению между теми руководителями Совета, которые были верны правительству, и последним, правительство 21 апреля обнародовало разъяснение по ноте министра иностранных дел от 18 апреля.

Руководители Совета входят в правительство

На самом деле это разъяснение ничего не разъясняло, ибо разъяснять было нечего. Что оно делало, так это подчеркивал важные моменты с точки зрения популярной психологии. Правительство указало, что его нота направлена с единодушного согласия всех членов правительства. Другими словами, Советам и армейским комитетам сообщили, что в этом Милюков и Керенский полностью согласны. Ни один из министров не хотел отказываться от солидарности с Милюковым как членом Временного правительства, но министерство иностранных дел все же должно было быть передано кому-то другому, кто мог бы проводить внешнюю политику страны более гибкими методами. Таково было мнение всего Временного правительства, за одним или двумя исключениями.

22 марта я потребовал от правительства под угрозой ухода из кабинета перевода Милюкова в министерство просвещения. В то же время смело ставился вопрос о немедленном входе в правительство руководителей Совета и лидеров социалистических партий. 25 апреля кабинетный кризис стал фактом. Отвергнув советы виднейших деятелей своей партии (В.Набокова и М.Винавера), П.Н.Милюков отказался от портфеля образования и вышел из правительства. Одновременно я направил сообщение во Временный комитет Думы, Совет и ЦК партии эсеров. В этом сообщении я заявил, что отныне во Временное правительство должны входить не только отдельные и случайные представители демократии, но люди «официально и напрямую избираемые организациями, которые они представляют». Я также поставил свое дальнейшее участие в правительстве в зависимость от согласия всех левых партий после включения их представителей в министерство.

Мое сообщение было лишь последним, формальным шагом в развитии борьбы за коалиционное правительство. С середины марта правительство единодушно решило во что бы то ни стало добиться включения в состав кабинета представителей Совета и социалистической демократии. Об этом категорически заявил князь Львов на совещании с исполкомом Совета 21 апреля.

Однако осуществить это было не так-то просто. Ибо не только часть либералов была решительно против участия в «буржуазном» правительстве представителей так называемой рабочей демократии, но это противодействие было столь же сильным со стороны ортодоксальных марксистов в Совете. Незадолго до острого кабинетного кризиса Ф. Дан, один из виднейших лидеров меньшевиков, заклеймил как «клевету» само предложение Совета принять участие в перестройке правительства.

«Высшей властью является Временное правительство, — заявил он, — а революционная демократия в лице Совета оказывает свое влияние на ход политической жизни посредством непрерывного организованного давления на правительство и контроля над ним».

В борьбе за правительственную коалицию, столь очевидно необходимую для интересов страны, те из нас, кто никогда не следовал жесткой партийной линии, были вынуждены прорвать блокаду теоретической формулы и безжизненных политических схем, сваленных на нас ортодоксальными хранителями партийных доктрин как из социалистического, так и из буржуазного лагеря. Очень скоро кризис обострился из-за ухода из правительства военного министра Гучкова. О нем и о причинах его отставки я расскажу позже. Здесь же скажу только, что с его уходом первый кабинет Временного правительства прекратил свое существование. Романтический период Временного правительства закончился.

Уходя, первый кабинет Временного правительства оставил народу политическое завещание, которое до сих пор продолжает волновать умы и сердца. Подводя итог своей непродолжительной, но чрезвычайно трудной и напряженной работы, правительство обратилось к народу со следующими предостерегающими словами, которым суждено было стать страшным пророчеством:

«…Временное правительство не может скрыть от населения тех затруднений и препятствий, которые оно встречает в своей деятельности. Оно не считает также возможным умалчивать о том, что в последнее время эти затруднения растут и вызывают тревожные опасения за