Таким образом, стремление к развитию силы и спортивной техники становится своего рода манифестом, воплощаемым в теле, и для этого воплощения необходимы годы участия в социальных практиках организованного спорта. И этот манифест возникает не на пустом месте. Он содержит в себе смысловой сгусток некоторых ключевых особенностей социальных структур, которые составляют контекст и содержание этих маскулинизирующих практик. Одна из таких структур – классовые отношения. Как показывают последние исследования Олимпийских игр и спортивной культуры, система индивидуальных соревнований в спорте приобрела особую форму в развитых капиталистических странах. Речь идет о том, что структура власти в гендерных отношениях становится более прямой. Ощущение маскулинной телесности, помимо всего прочего, включает такие смыслы, как превосходство мужчин над женщинами, превосходство гегемонной маскулинности над другими типами маскулинности, без утверждения которой невозможно доминирование мужчин над женщинами.

Социальное определение мужчин как тех, кто обладает властью, переносится не только на психические образы тела и фантазии. Оно проявляется в напряжении мышц, положений тела и телесных ощущениях. Это один из основных путей, посредством которых власть мужчин натурализуется, т. е. рассматривается как часть порядка природы. Когда допускается вера в превосходство мужчин и тем самым санкционируются вытекающие из нее практики угнетения, мужчины должны всячески поддерживать ее, так как у них нет других резервов власти. Хорошо известна важность физической агрессии в некоторых важнейших формах проявления маскулинности у рабочего класса. Так, например, социальный работник, интересующийся проблемами маскулинности, заметил, что молодые люди в одном из клубов Южного Лондона для того, чтобы показать дружеские отношения, шутливо ударяют друг друга, причем довольно сильно. Те, кто не принадлежит к данному дружескому кругу, не могут позволить себе подобного проявления близких отношений.

Насилие, заложенное в физическом формировании гегемонной маскулинности, непосредственно свидетельствует о социальном распределении насилия. Обсуждая этот феномен в Главе 1, мы отмечали, что по крайней мере некоторые особенности этого распределения изменяются исторически. И это одна из сторон более обширной политики тела.

Тело человека растет и работает, расцветает и угасает в социальных ситуациях, приводящих к его изменениям. Например, классовая организация общества, при которой мы живем, приводит к недостаточному питанию детей из бедных семей, а также порождает тучность от избыточного питания детей из богатых семей. Институционализированный расизм социального порядка в Австралии провоцирует значительно большую заболеваемость глазными болезнями среди аборигенов, чем среди белого населения. Национальное исследование, проведенное в сельских местностях, показало, что трахомой болеют 38 % аборигенного населения, тогда как среди белых больные трахомой составляют всего 1 %.

Политика тела также имеет гендерное измерение, т. е. физические следствия, вытекающие из гендерного структурирования социальных отношений. Наглядным примером служит алкоголизм. Австралийский национальный опрос, проведенный в 1980 году, показал, что к числу людей, имеющих среднюю или высокую степень риска по алкоголизму, принадлежат 14 % мужчин и 6 % женщин. Другой пример можно почерпнуть из исследований материального положения жизни семей, принадлежащих к рабочему классу. В классическом исследовании Марджери Спринг Райс «Жена в рабочей семье» («Working-class Wives») прослеживается физическое воздействие на женщину системы разделения труда, при которой она должна не разгибая спины работать в «маленькой темной необустроенной мастерской», каковую представляет собой ее дом.

Так было в Британии в 1930-х годах. Описанные физические следствия изменились под воздействием некоторых социальных процессов. Один из этих процессов – распространение эффективных и надежных методов контрацепции. История контрацепции показывает, что термин «политика тела» – это не метафора. Мари Стоупс, лидер движения за контрацепцию в Великобритании начала ХХ века, была гениальным политическим деятелем и пропагандистом и при этом, как можно судить по ее биографии, написанной Рут Холл, не была специалистом по медицинской части. Начиная с Первой мировой войны и на протяжении 1920 – 1930-х годов она вела длительную и порой драматичную кампанию за открытые и доступные консультации по применению контрацепции. Из истории Австралии известно, что эта кампания вызывала и противодействие. Пропагандисты вроде Октавиуса Биля (Beale) в начале ХХ века вели мобилизацию политических сил против контрацепции. Страх белых поселенцев перед «желтой угрозой», идущей из Азии; имперский патриотизм, направленный на усиление британской «расы» перед лицом укрепления немецкой; боязнь того, что введение контрацепции приведет к распущенности рабочего класса, в сочетании с медицинской мифологией и рациональным недоверием к имевшимся методам контрацепции подогревали пронаталистскую кампанию. Поэтому государство на какое-то время заняло пронаталистскую позицию.

Беспокойство по поводу упадка империи и расы привело к еще одному повороту политики тела – к попытке внедрения физической культуры через систему образования. Как организованная практика в школах, общее физическое воспитание (отличное от спорта и физической подготовки в армии) получило развитие в капиталистических странах в конце XIX века. Некоторые существенные нововведения в этой сфере пришли из Швеции, поэтому схема «научного» физического воспитания получила название шведской (Swedish drill). Она распространилась через систему массового образования в ХХ веке, и в особенности там, где государства-интервенты были озабочены эффективной работой населения на войну и в промышленности. В результате образцом физического воспитания для своего времени послужила система школьного образования при нацистском режиме. В несколько менее милитаризованном, но все-таки идеологически нагруженном виде близкие формы физического воспитания продолжают составлять важнейшую часть современного массового школьного образования.

Итак, можно сказать, что практические преобразования тела в социальной структуре гендера осуществляются не только на уровне символизма, но и на уровне телесности. Они влияют на тело физически, их воплощение материально. Формы и последствия этого воплощения претерпевают изменения во времени, которые обусловливаются социальными целями и социальной борьбой. Это означает, что они являются исключительно историческими. На символическом уровне натура может быть противопоставлена культуре, а (неизменное) тело может быть противопоставлено (изменяющейся) истории. Но в реальной практике тело никогда не находится вне истории, а история никогда не свободна от телесного присутствия и воздействия на тело. Традиционные дихотомии, лежащие в основании редукционизма, должны быть заменены на более адекватные и сложные объяснения социальных отношений, при которых имеют место эти воплощение и взаимодействие.

Примечания

Узел природного (natural) различия