Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огороженный со всех сторон дом-музей Максимилиана Волошина сегодня
Со своей стороны, следует отметить, что для волошинской коктебельской ойкумены крайне необходимо восстановление авторитета и имени замечательного русского ученого Владимир Петровича Купченко, положившего всю свою жизнь на изучение многогранного творчества Максимилиана Волошина, пострадавшего от деятельности украинских чекистов, но не отказавшегося от своих убеждений, изгнанного и умершего вдали от ставшего ему родным Коктебеля. Собственно, это одно из звеньев работы в красном или Rubedo. Как выясняется, его личность до сих пор неудобна разным номенклатурным временщикам, до и во время незалежной руководившими домом-музеем Волошина. Посмертное восстановление и увековечивание имени Купченко станет залогом того, что Коктебель снова не скатится в еще недавно царивший здесь провинциализм с матерой местечковостью, загоняющий в гетто русскую культуру.
В завершении хотелось бы сказать, что автор намеренно и произвольно переставил местами этапы герметического Великого Делания, сочтя работу в белом, Albedo и белый цвет более достойным кислорода творчества, и, наоборот, обозначив процессы духовной энтропии, газового закисления — работой в черном, Nigredo. Поскольку подобным образом в авторском представлении сработал символико-ассоциативный ряд, благодаря которому и отобразилась здесь предложенная мной картина. Впрочем, людям, хотя бы чуть-чуть сведущим в ментальной алхимии и даже обзорно знакомым с Великим Деланием больше объяснять ничего не стоит…
И последнее, что необходимо знать о Максимилиане Кириенко-Волошине, и о чем в основном умалчивают многие источники. Во-первых, почему Крым? Дело в том, что Волошин по отцу происходил из рода запорожских казаков, породненных с крымскими ханами Гиреями, отсюда первая и главная часть его фамилии «Кириенко или Гиреенко», опущенная им для удобства в литературе. Во-вторых, его мать Елена Оттобальдовна — из рода русских служивых немцев Глазеров, а дед Оттобальд Андреевич Глазер (1809–1873) был инженер-полковником русской императорской армии. Когда-то в Крыму существовало готское германское государство, в позднее Средневековье сузившееся до православного княжества Феодоро. О крымских готах документы сообщали еще в начале XVII-го столетия, но затем они растворились среди местных татар, греков и армян. К слову, русские боярские роды Ховриных и Головиных ведут свое происхождение от крымских готов, а первые вообще от правителей княжества Феодоро. Памятуя об этом, многие дворянские немецкие фамилии, отслужившие России, переезжали на крымское побережье, а в степном Крыму по соседству возникали колонии немецких крестьян из Пруссии, Австрии, Богемии и др. мест. То есть более прочных связей с землей древней Тавриды, чем у Максимилиана Кириенко-Волошина, трудно представить, что бы ни говорили там разного рода украинские эксперты. Впрочем, он сам написал о них, этих узах, в 1907 году в своем великопостном стихотворении с безусловной аллюзией на некогда существовавшее в Крыму готское православное княжество Феодоро:
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в чёрных ризах и орарях.
Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!
Похищение Европы. Византия vs Европа
Некоторые размышления по поводу манифеста Константина Богомолова в «Новой газете»
«Может быть, укрепляя внешний порядок и не думая о внутреннем, мы укрепляем стенки снаряда, начиненного порохом: чем крепче стенки, тем сильнее будет взрыв».
Опубликованный в «Новой газете» манифест режиссера Константина Богомолова без преувеличения первый программный документ, провозглашающий о разрыве российских мыслящих либералов с системой ценностей, ныне агрессивно продвигаемых на государственном уровне западным «либерализмом», по сути захватившем власть на уровне Евросоюза и в европейских институтах. Берем это понятие в кавычки, поскольку оно уже имеет мало отношения к исходному либерализму. Безусловно, манифест Богомолова носит скорее эстетический характер, а потому в нем все подчинено эмпирически-эмоциональному восприятию, что и понятно, ведь перед нами субъективное, но отрезвляющее преломление процессов, уже активно протекающих в Западной Европе, в сознании автора, его реакция на чудовищные энтропийные события, захлестнувшие так называемый цивилизованный мир и подаваемые под знаменем продвинутого либерализма. Пока манифест Богомолова, на наш взгляд, представляется уникальным явлением в современной истории отечественного политикума, своеобразной декларацией Великой Схизмы и отходом от новой шкалы «ценностей» вселенских учителей и менторов в лице