— Что представляет собой более легкий путь? — спрашиваю я.

Дикинсон подмигивает, и меня от этого чуть ли не тошнит. Затем он поднимается со своего кресла и, обойдя стол, подходит ко мне. Он показывает мне маленькое карманное устройство, которое похоже на устаревшую портативную радиостанцию; на ней имеются лампочки и маленькая антенна.

— Это то, что ты назвала бы детектором подслушивающих устройств, — говорит он.

Он нажимает на какую-то кнопку, и устройство начинает тихонько жужжать. Одна лампочка на нем загорается оранжевым светом, а на его маленьком экране начинает дергаться вверх-вниз, как на кардиомониторе, движущаяся линия, показывающая радиочастотные волны.

— Эта штучка обнаружит любое подслушивающее устройство, передатчик GPS, скрытую видеокамеру.

Он водит этой штучкой вокруг меня — и спереди, и со спины. Жужжание не прекращается, но оно ровное, без всплесков.

— Записывающие устройства отсутствуют, — объявляет он. Я чувствую его дыхание на своем ухе, и у меня встают дыбом волоски на шее. — А теперь мне необходимо обыскать вас. Поднимите руки.

— Зачем?

— А затем, что это мое маленькое устройство не сможет обнаружить обычный старомодный диктофон. Или просто потому, что мне так хочется.

Я поднимаю руки. Он ощупывает меня. При этом он не спешит, а, наоборот, ощупывает различные части моего тела так тщательно, что ему даже становится известно, какое на мне нижнее белье. Обследовав каждую выпуклость и впадину моего тела, он забирает мой смартфон — базовая модель айфона — и, осмотрев его, возвращает.

— Очень хорошо, — говорит он и выключает свой «детектор подслушивающих устройств». Жужжание резко обрывается.

— К чему эти шпионские страсти? — спрашиваю я.

— К чему? — Он прислоняется задницей к столу и пристально смотрит на меня. — А к тому, что я хочу кое о чем поговорить с вами, Эмми, причем наедине — только вы и я.

Стоя все в той же позе, Дикинсон скрещивает руки на груди и качает головой с таким видом, как будто он общается с непослушным ребенком.

— Ага, частный разговор, — говорю я. — Вы собираетесь объяснить мне, в чем заключается «более легкий путь», по которому мне следует пойти?

— Вам и самой понятно, в чем заключается «легкий путь», — говорит Джулиус и затем разводит руки в стороны. — Неужели это было бы так плохо, Эмми?

Неужели было бы так плохо вступить с ним в сексуальную связь? Да пусть мне лучше вырвут плоскогубцами зуб без каких-либо обезболивающих средств! Или же пусть я лучше искупаюсь в вулканической лаве.

Звонит мой сотовый. Я смотрю на его экран. Звонит моя мама.

— А-а, это мамочка, — говорит Дикинсон, наклоняясь и бросая взгляд на экран моего телефона.

В это время суток мама частенько мне звонит. Она к этому часу уже поужинала, причем не без алкоголя. Слегка растягивая слова, она говорит слова любви своему теперь уже единственному ребенку. Алкоголь сильно, как ничто другое, высвобождает эмоции, которые она сдерживала в себе год за годом, и она выплескивает их в виде сентиментальных фраз, полных любви и сожаления, а когда начинает трезветь, снова прячет свои чувства в потайную комнату.

— Я сейчас выключу телефон, — говорю я.

Я нажимаю на пару кнопок, и гудки прекращаются. Затем я кладу телефон на стул рядом с собой.

— Итак, речь шла… — Дикинсон криво усмехается.

— Вы для меня непривлекательны, — говорю я. — Не обижайтесь.

Дикинсон тихонько смеется.

— А я и не обижаюсь, Эмми. Не обижаюсь. — Он смотрит на меня, наклонив голову набок. — Я вам не нравлюсь, не так ли? Это только доставит мне еще больше удовольствия.

Это все равно как бросить кубик льда мне за шиворот. Единственное, на что я могу согласиться, так это поговорить с ним с глазу на глаз. А ему, оказывается, будет еще приятнее, если я стану спать с ним против своей воли. Моя неприязнь к нему будет его только еще больше возбуждать.

«Чем я готова пожертвовать?»

«Постарайся не потерять работу, — сказал Букс. — Ты сможешь быть гораздо более эффективной, если останешься в ФБР».

— А… если я скажу «да»? — спрашиваю я, повернув голову в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Если вы скажете «да», Эмми, то будете восстановлены на работе. Начиная с этого момента.

Я закрываю глаза.

— А как насчет нашей группы? Мы сможем продолжить расследование тех пожаров?

Дикинсон ничего не отвечает. Его глаза заблестели. Он высовывает язык и облизывает губы. По-видимому, он уже представляет себе это. Он живо представляет себе, как займется со мной сексом прямо сейчас.

У меня к горлу подступает тошнота. Я не хочу даже представлять, как со мной в постель ляжет, полностью раздевшись, этот невысокий плотный мужчина с загорелой кожей и зачесом, кое-как прикрывающим лысину.

— Итак, — говорю я, — если я пересплю с вами…

— И сделаешь все то, что я при этом захочу. Я — мужчина, у которого очень много желаний.

Я опускаю голову и щипаю себя за переносицу. Воцаряется молчание. Затем я поднимаю взгляд на него и говорю:

— Нет, этого я сделать не могу.

Дикинсон, пользуясь тем, что он начальник (а уж ощущать себя начальником он любит), пытается лишить меня удовольствия от этой моей моральной победы над ним. Для этого он просто пожимает плечами и говорит:

— Тогда сегодня последний день вашей работы в ФБР.

— Вы не можете уволить меня только потому, что я отказываюсь с вами переспать.

— Я увольняю вас совсем по другой причине. Я увольняю вас потому, что по-прежнему считаю вас человеком с неустойчивой психикой. Может, вы станете утверждать, что я склонял вас к интимным отношениям? — Он подается ко мне. — В этом случае, поскольку свидетелей тут нет, мое слово будет против вашего, не так ли, Эмми?

— Может, и так, — говорю я. — А может, и нет.

— Видите ли, я слышал сейчас все то, что слышала Эмми, — раздается из моего смартфона голос Букса.

Дикинсон соскакивает со стола. Его лицо становится пепельно-серым — таким, как будто он только что увидел крысу, пробежавшую перед ним по полу.

— Что… что это?

— Это Букс, — говорю я. — Похоже, вместо того чтобы выключить свой телефон, я случайно нажала на кнопку ответа на звонок и включила режим громкой связи, и Букс, по-видимому, все это время слушал наш разговор.

Дикинсон явно потрясен таким поворотом событий. Кровь отхлынула от его лица (и от его мошонки, наверное, тоже). Запинаясь, он говорит:

— Но это же… вроде бы звонила… ваша мать…