Зал вокруг Антенора давно уже вращался, македонянин изо всех сил держался одной рукой за стол, а второй подпирал голову. Ему очень хотелось принять горизонтальное положение, но он твёрдо решил дослушать Никодима. Наконец, тот продолжил:

— А на том берегу пылища-а… Тьма. Видать народу нагнали, несть числа. Против нас, вестимо. Ну, думаю, всё, отвоевался Никодим. Надо тонуть. Тут-то эти твари и появились… Людей жрали… как ласка мышей. Их там кишмя кишело… У меня друг был. Он меня при Гидаспе из-под слоновьей ноги вытолкнул. Сколько дорог вместе протопали, в скольких переделках побывали, а здесь… Какая-то тварь зубастая… Из-под воды…

Он сжал виски руками и глухо застонал:

— Две тыщи человек за один присест сожрали… Да больше…

— Как ты выбрался?

Никодим покачал головой.

— Не знаю. Как во сне всё было. Повсюду стоны, проклятия. На том берегу костры, костры, костры… Наутро Пердикка сдох. Антиген и Селевк его зарезали. Предали, короче.

— Антиген? — переспросил Антенор.

— Так говорят. Люди зря болтать не станут.

— Вот же тварь… — процедил Антенор, — скольких достойных предал…

— Может и достойных, — буркнул Никодим, — да только, как по мне, потерял Пердикка тогда всё своё достоинство. Я к тому времени уже решил, что уходить от него надо. Тоже к Птолемею хотел. Вот про него говорили, что он — человек чести. Сотер, опять же… Да не ушёл. Не по нутру предателем прослыть.

— Что потом не ушёл? Когда Пердикку зарезали? Селевк вон, я слышал, наварх теперь в Египте.

— Как уйти? — на лице Никодима появилась злая гримаса, — он моих товарищей убивал. Мне на это приап положить?

— Другие этим не терзались, — осторожно сказал Антенор.

— Другие пусть за себя сами отвечают. Не, у меня с египтянами разговор теперь короткий будет.

Антенор снова удивился, но решил пока изъяны логики верзиле не предъявлять. Не тот момент.

Он, конечно, был наслышан обо всей этой истории шестилетней давности. Знал, что наутро Птолемей явился в лагерь побитого царского войска и произнёс речь, в которой отвёл от себя вину в разжигании междоусобицы и возложил её на покойного регента. Он принёс дары царю и поклонился ему, после чего завоевал всеобщую любовь рассказом о том, сколько смог спасти тонущих и какие почести воздал павшим. Восхищённое войско тут же предложило ему титул регента, от которого он с присущей ему осмотрительностью отказался, вручив власть Пифону, стратегу Мидии, тому самому, который много лет спустя стал причиной поражения Эвмена при Габиене. Вторым регентом был провозглашён Арридей. Тёзка царя, он доставил в Египет саркофаг с телом Александра.

Через два дня пришло сообщение о погибели Кратера в битве с Эвменом. По войску прокатился ропот: если бы новость узнали раньше, никто не дерзнул бы поднять руку на Пердикку. Теперь же победа Эвмена, верного сторонника регента и царской партии, всем казалась несчастьем. Многие пребывали в унынии ещё из-за того, что войско Птолемея оказалось совсем маленьким. Те клубы пыли, которые все приняли за перемещение огромных ратей, появились благодаря хитрости Лагида. Он приказал гонять взад-вперёд стада скота, а к ногам быков привязали пучки соломы.

— Как же ты дальше? — пробормотал Антенор, который был уже не в силах разлепить веки. Локти его расползлись в стороны, и он ткнулся лбом в стол. Никодим, захваченный воспоминаниями, этого как будто не заметил.

— Как… Каком кверху. Как-то до Пелусия добрался. Там Аттал с флотом. Вовремя успел, они уже якоря выбирали. Ушли в Тир. Туда вскоре много наших подгребло. А дальше двинули морем в Карию.

В Карии находился брат Пердикки, Алкета. Аттал присоединился к нему. Эвмену они подчиниться отказались. Считали себя выше выскочки-кардийца. Аттал занялся пиратством, стремясь подмять под себя торговые пути в окрестностях Родоса. Островитянам это очень не понравилось, и они отправили против наглого македонянина флот под началом наварха Демарата.

— Вот он нам и вломил. Видать маловато я водицы в Ниле нахлебался. Снова едва не утоп. А как на берег выбрался, решил, что всё. Хватит с меня всех этих стратегов и сатрапов. Своим умом жить стану. Э, Антенор, да ты спишь что ли?

Венок из сельдерея оказался не слишком действенным, а египетский хек Антенор пить так и не стал. Головная боль не отпускала.

— На вот, выпей, — раздался уже знакомый женский голос.

На столе появился ещё один глиняный кувшин. Антенор скосил взгляд влево-вверх. Так и есть: возле стола стояла хозяйка.

— Пей, — повторила она властным голосом, — полегчает. А то на твою страдальческую рожу без слёз не взглянешь.

— Что это?

— Молоко. Помогает при похмелье.

Антенор послушно отпил из кувшина. Молоко оказалось козьим.

— Спасибо.

Женщина ничего не ответила и удалилась. Никодим, глядя ей вслед, цокнул языком.

— Ты вчера назвал её Мойрой, — вполголоса сказал Антенор.

— Ну да, Мойра и есть.

— Но она ведь египтянка?

— Ну да.

— Признаться, я не очень-то знался с египтянами, но ведь Мойра — не египетское имя. Это же…

— Судьба, — кивнул Никодим, — её так зовут. Месхенет. Судьба. Мойрой мы прозвали, нам так проще. Она не обижается.

— А её супруг…

— Хорминутер. Ты его тоже вчера видел. С гостем.

Последнее слово Никодим выделил голосом. Антенор не помнил, что вчера говорил об Аристомене, но на трезвую голову решил ничего не утаивать. Что-то подсказывало ему — этим он не навредит таинственному попутчику.

— Этот гость мне знаком. Вместе шли в Сидон. Он назвался Аристоменом.

— Зачем ты следил за ним? — прищурился Никодим.

«Я уже отвечал ему на этот вопрос», — подумал Антенор, — «хочет проверить, не начну ли переобуваться в прыжке?»

— Он меня заинтересовал. На постоялом дворе недалеко от Сидона какие-то люди устроили ему засаду, но он ускользнул. Необычный человек. Мне стало интересно.

— Ну допустим… — невозмутимо предположил Никодим, — но тебе что, заняться больше нечем? Другой человек просто пошёл бы по своим делам, а ты принялся следить…

— Ты прав. И заняться мне нечем, да и страсть имею ко всяким тайнам.

— Странно, что ты ещё жив, с такой-то страстью.

Антенор усмехнулся, но ничего не ответил. Больше Никодим об Аристомене его не расспрашивал. Оба замолчали. Гость время от времени отщипывал от тонкой лепёшки маленькие кусочки, зачем-то сминал пальцами в шарик и отправлял в рот. Очень неторопливо, не обращая внимания на недовольно урчавший живот. Гостеприимец некоторое время взирал на это убийство времени отстранённо, но потом всё же поинтересовался:

— Что-то ты плохо ешь.

— Погано быть нахлебником, — буркнул Антенор.

Никодим еле заметно кивнул.

— Чем думаешь заниматься?

Антенор медленно покачал головой.

— Не знаю. Чем я только за минувший год не занимался. Может, к