С самого начала своего существования советская власть прекрасно понимала, что только использование имевшихся в наличии продовольственных ресурсов, централизованная их заготовка и распределение могли спасти население от угрозы голода. Поэтому хлебная монополия стала важнейшей составной частью всей продовольственной политики большевиков. Ее неуклонное соблюдение было провозглашено в резолюции Всероссийского съезда Советов по продовольствию, проходившего как секционное заседание III Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 10–18 января 1918 г. в Петрограде, а также декретами ВЦИК и СНК от 9 мая 1918 г. «О мобилизации рабочих на борьбу с голодом», от 13 мая «О предоставлении Народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий для борьбы с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими», от 27 мая «О реорганизации Наркомпрода и его местных органов» и от 11 июня 1918 г. «Об организации деревенской бедноты и снабжении ее хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями». Этими декретами Наркомпроду предоставлялось право отменять постановления местных органов, если они противоречили его планам, применять вооруженную силу для конфискации хлеба, а в случае необходимости распускать продовольственные органы, смещать и предавать суду дезорганизаторов{255}.

Была ли альтернатива избранному новой властью курсу на продовольственную диктатуру? На наш взгляд, нет. Товарный голод, низкий урожай 1917 г., потеря ряда крупнейших зерновых районов страны вследствие Гражданской войны и Брестского мира делали невозможными все остальные варианты.

В то же время в первой половине 1918 г. на местах органы советской власти пытались найти иные пути решения продовольственного вопроса. В частности, одним из них могла стать свободная продажа хлеба под контролем местных советов. Сторонники такого подхода исходили из убеждения, что местные органы лучше, чем центр, знают ситуацию на местах и поэтому при осуществлении государственного контроля над рыночной торговлей хлеба, смогут варьировать свои действия в зависимости от региональных особенностей. Например, важной чертой зернового кризиса 1918 г. были существенные региональные различия в его интенсивности. К примеру, в Самарской губернии в Новоузенском уезде имелся избыток зерна в 2 млн. пудов. С другой стороны, в Бузулукском уезде урожай 1917 г. оценивался в 8 млн. пудов зерна и картофеля (при посевной площади в 950 000 дес), этого еле-еле хватало на восстановление семенного фонда. При взаимной договоренности сторон можно было бы покупать излишки зерна по заранее оговоренным ценам{256}.

Однако суть «местного подхода» к преодолению продовольственного кризиса, предусматривавшего свободную торговлю хлебом под контролем местных советов, состояла в первоочередном удовлетворении собственных нужд. Так, например, 30 марта 1918 г. Съезд рабочих и крестьянских депутатов Сызранского уезда Симбирской губернии принял решение «о недопустимости вывоза хлеба из Симбирской губернии как голодающей»{257}. Одновременно он разрешил свободную продажу хлеба в уезде по удостоверениям уездного и волостных советов, но лишь в количестве, необходимом для удовлетворения нуждающегося населения{258}. 2 апреля 1918 г. Николаевский уездный Совет народных комиссаров Самарской губернии обратился в Самару с требованием прекратить свободную торговлю хлебом, поскольку последняя способствует вывозу хлеба из уезда, что отрицательно сказывается на его продовольственном положении{259}.

В мае-июне 1918 г. в ряде губерний и уездов Поволжья местные советы в целях смягчения остроты продовольственного кризиса пошли на открытое нарушение советского законодательства и своей властью ввели на подчиненной им территории свободную торговлю хлебом. В частности, она была разрешена во многих уездах Симбирской{260}, Саратовской, Самарской и Казанской губерний. Так, например, 19 июня 1918 г. Вольский уисполком Саратовской губернии постановил: 1. «Ввиду критического положения объявить временно вольную продажу [так в тексте. — В. К.] хлебом и продуктами». Точно такое же решение принял Балаковский Совет. Он разрешил закупку хлеба по вольным ценам в Самарской губернии и Новоузенском уезде, так как «ввиду закрытия свободной торговли» его покупка и поступление в ссыпные пункты по твердым ценам оказались очень «слабые»{261}. В июне 1918 г. свободная торговля хлебом была разрешена местной властью в Казанской губернии. Причем право закупки хлеба было предоставлено исключительно союзу кооперативов и продовольственным комитетам{262}. В начале июля 1918 г. Казанский губсовдеп пошел еще дальше. Он разрешил крестьянам свободно реализовывать на рынке хлеб, чтобы привлечь их в Красную армию, поскольку в губернии была объявлена мобилизация{263}. 14 июля 1918 г. III Казанский уездный съезд советов крестьянских депутатов принял постановление, в котором говорилось, что «ни воинские команды, ни принудительная разверстка хлеба не дадут» результата, для удовлетворения нуждающейся бедноты необходима монопольная покупка хлеба продовольственными организациями и кооперативами по рыночным ценам. Однако средств на такую операцию не имелось, поэтому в своей резолюции съезд обратился с просьбой к центральной власти «отпустить 500 тыс. рублей для покрытия расхода, произведенного на покупку этого хлеба»{264}. Резкая критика методов проведения государственной хлебной монополии прозвучала в выступлениях делегатов Саратовского губернского съезда Советов, проходившего 31 мая — 2 июня 1918 г. в Саратове. В частности, в одном из них говорилось: «Власть на местах поняла декрет не так, как он издан, и теперь нельзя приобрести на стороне пуда муки, потому что ее из одного села в другое не пропускают, на дороге конфискуют, и в результате крестьяне остаются и без денег, и без хлеба»{265}.

Таким образом, многие местные советы смотрели на рынок как на гарантию того, что им удастся решить собственные продовольственные проблемы. Для этого у них были объективные основания. Продовольственная диктатура привела к сокращению поступления хлеба на местные нужды. Поэтому подобная позиция была разумной с точки зрения локальных интересов. Однако при этом интересы государства отодвигались на второй план. Наряду с проблемой продовольственного обеспечения местного населения не менее острой оставалась проблема обеспечения хлебом городов и индустриальных центров страны. В условиях отсутствия необходимого количества излишков хлеба и промышленных товаров, предназначенных для обмена на него, надеяться на рыночные механизмы, свободную торговлю хлебом, даже под контролем местной власти, было неразумно. Об этом убедительно свидетельствует опыт Самарского Комуча. На его примере хорошо видно, к чему бы привел предлагаемый местными советами путь решения продовольственной проблемы. Объявленная им свободная торговля хлебом так и не смогла обеспечить Самару и Казань необходимым количеством продовольствия. И все шло к тому, что если бы Комуч выстоял под натиском Красной армии, то на его территории неизбежно была бы возобновлена отвергнутая ранее реквизиционная политика (см. об этом подробнее в § 3 настоящей главы).