Одним из самых распространенных средств борьбы с крестьянскими выступлениями летом 1918 г. становится система штрафов и реквизиций имущества у их зачинщиков. При этом вводится порядок материальной компенсации жертвам крестьянского насилия в период восстания, а также материального поощрения местных активистов, принимавших участие в его ликвидации, за счет имущества репрессированных повстанцев{282}.

Борьбой с крестьянским движением занимаются не только местные органы власти, но и вышестоящие учреждения — в том случае, если масштабы крестьянских выступлений приобретают угрожающий характер и выходят за пределы одного или нескольких селений: охватывают целые волости, уезды и т. д. При подобном развитии ситуации в дело вмешиваются самые высокие инстанции, включая первых лиц государства. В Поволжье хрестоматийным примером такого вмешательства стали ленинские телеграммы в Пензу в августе 1918 г. В начале 1990-х г., в условиях гласности, они получили широкую интерпретацию в отечественной публицистике{283}. Поэтому целесообразно уделить внимание этому сюжету

Итак, в августе 1918 г. в поле зрения Ленина попали крестьянские выступления в Пензенской губернии, о которых его проинформировала секретарь Пензенского губисполкома Е.Б. Бош. Как известно, Ленин потребовал от губернского руководства провести «беспощадный массовый террор против кулаков»: «сомнительных запереть в концентрационный лагерь», повесить «не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийцев» и т. д.{284}

Из отчета Пензенской губчека о проделанной работе за 1918 г. видно, что масштабы террора против крестьян не были столь значительными, как на этом настаивал Ленин. В частности, в с. Кучки за убийство крестьянами пяти продармейцев и трех членов сельского совета было расстреляно 13 человек. При этом никто не был повешен или заключен в концентрационный лагерь{285}. Причины невыполнения ленинских распоряжений стали понятны исследователям лишь после выхода в свет в 1997 г. мемуаров одного из активных участников тех событий В.В. Кураева, тогдашнего председателя Советов губернских комиссаров. В них, в частности, сообщалось: «21 августа [1918 г.] на заседании губисполкома председатель А.Е. Минкин отметил: “Товарищ Ленин давал самые строгие приказы расправляться с повстанцами, арестовывать, расстреливать, брать в заложники кулаков. Ввиду неимения сил и ввиду того, что в губернии было одновременно несколько восстаний, точно привести в жизнь указания товарища Ленина нам не удалось. Товарищ Бош сообщила об этом в центр, обвиняя меня в излишней мягкости и чуть ли не в саботаже… Я дал товарищу Ленину точные сведения о положении в губернии, об имеющихся у нас силах и причинах неисполнения приказов центра, после чего его отношение к нашей деятельности изменилось”»{286}. Таким образом, главной причиной невыполнения ленинских директив была массовость крестьянского протеста и отсутствие у местной власти достаточных сил для проведения предлагаемых карательных акций.

Из текста приведенных ленинских телеграмм хорошо видны те средства, которые применялись властью против непокорных крестьян. Это и институт заложничества, и расстрелы активистов движения, и тюремное заключение для повстанцев. Летом-осенью 1918 г. данные средства широко используются в Поволжье для борьбы с крестьянским движением. Так, например, 3 сентября 1918 г. за убийство крестьянами в ходе волнения на почве закрытия Яковлевского женского монастыря в Рузаевке коммунистки П.И. Путиловой чекисты расстреляли 5 крестьян, 300 человек взяли в заложники, на село наложили контрибуцию в размере 50 000 рублей{287}.

Характерным приемом успокоения крестьян, применявшимся и в последующий период, были публичные заявления губернской власти о создании специальных комиссий на самом высоком уровне для расследования причин крестьянских восстаний и, самое главное, наказания представителей советских учреждений на местах, виновных в крестьянских бедах. Об этом широко оповещалось в прессе. Например, 21 августа 1918 г. в «Известиях Саратовского Совета» было опубликовано сообщение о прибытии в Саратов особой следственной комиссии ВЦИК для расследования кулацкого выступления на юге Саратовской губернии{288}. Об этом же сообщили центральные «Известия ВЦИК» за № 183 от 25 августа 1918 г.{289} Население оповещалось также о фактах наказания советской властью отдельных ее представителей, нарушивших революционную законность. Примером этого является предание суду ревтрибунала заместителя начальника реквизиционного отряда А.П. Федорова за участие «в массовых грабежах и насилиях над мирными жителями в селах Ровное, Привальное, Малина, Кривой Яр» Новоузенского уезда Саратовской губернии{290}.

В 1918 г. стало применяться и такое средство профилактики крестьянского протеста, как государственная амнистия. Оно было обусловлено массовостью крестьянских выступлений. Власть была просто не в состоянии арестовать и содержать в тюрьмах всех их участников. Поэтому в ноябре-декабре 1918 г. в соответствии с декретом об амнистии от 5 ноября 1918 г., приуроченной к первой годовщине Октябрьской революции, губревтрибуналы и губчека поволжских губерний прекратили сотни дел в отношении заключенных под стражу крестьян — участников летне-осенних аграрных волнений{291}.

Другой профилактической мерой было взятие на учет органами ЧК всех «подозрительных лиц», проживающих в сельской местности, осенью 1918 г. после объявления политики «красного террора» в связи с покушением на В.И. Ленина в Москве. Чтобы избежать эскалации напряженности в крестьянской среде в связи с возможным появлением в селениях оппозиционно настроенных к большевикам представителей городских имущих классов, губчека проводили облавы и с помощью сельских и волостных исполкомов ставили этих лиц на специальный учет, а в случае их причастности к контрреволюции подвергали аресту и тюремному заключению{292}.

В 1918 г. крестьянство Поволжья испытало на себе не только большевистскую власть, но и власть «революционной демократии» — Самарского Комуча. История Комуча — демократического правительства, образованного в Самаре летом 1918 г. бывшими членами Учредительного собрания, представляет собой реализацию на практике, как говорится, «в чистом виде», так называемого «третьего пути» в революции. Иллюзорность подобного пути становится очевидной при обращении к истории взаимоотношений Комуча с крестьянством — основной массой населения подвластной ему территории. Этот опыт чрезвычайно важен для понимания ключевых аспектов рассматриваемой темы. В частности, он дает возможность глубже понять причины победы большевиков в Гражданской войне в условиях существования у них в тылу постоянно действующего «крестьянского фронта».