Пришлось заглянуть в манипуляционную к сестричке Маше и сурово предупредить, что он, старший лейтенант Петренко, собственной рукой отрежет ей язык, если Афродита узнает, что не только она в «травме» ведает, какие размеры у «Спящего царевича».

Похоже, подействовало, и старший лейтенант, все еще основательно прихрамывая, уже сворачивал к физиотерапевтическому кабинету, когда позади прогремел очень знакомый голос:

— Шекор-туран! Здавайса! Ти ест в окружение!

Стремительно обернувшись, Шекор-туран не поверил глазам: перед ним горой, во весь свой двухметровый рост, высился бывший капитан, а ныне майор Виктор Аврамов, известный также как Бугай. На левой стороне его кителя, повыше орденских планок, сверкала новенькая золотая звезда Героя Советского Союза. Рядом с Аврамовым переминался с ноги на ногу куда менее внушительный персонаж — собкор «Комсомолки» в Афганистане Михаил Шубин.

Встреча оказалась настолько бурной, что Хантер уже стал опасаться за целостность собственного опорно-двигательного аппарата. Поглазеть на эпическую сцену войскового братания собралось чуть ли не все травматологическое отделение.

— Ну как ты здесь, казачище? — наконец спросил Аврамов, разжимая объятия. — Мы тут пол-Союза на уши поставили, пока тебя в этом самом Куйбышеве отыскали! Умеешь ты маскироваться и принимать нестандартные решения! — басовито посмеивался великан.

— Знакомьтесь, Владимир Иванович! — Не отвечая на вопрос, Хантер представил боевых товарищей Седому, уже выдвинувшемуся из своего кабинета. — Этот громила — наша знаменитость, капитан, то есть, прошу прощения, майор Аврамов, — тот самый, с которым мы дрались на высоте Кранты. А это — Михаил Шубин, афганский собкор «Комсомолки». Прошу любить и жаловать. И заметьте, — ухмыльнулся он, заметив, с какой опаской поглядывает подполковник на корреспондента, — ни малейшего сходства с печально известным местным военкором, майором Новиковым!

Тем временем в коридоре появилась Афродита. Старший лейтенант мгновенно отреагировал:

— А вот и наша волшебница — старшая медицинская сестра отделения Галина Сергеевна Макарова!

— Мое почтение, Галина Сергеевна! — Галантному Аврамову пришлось сложиться пополам, чтобы приложиться к ручке Афродиты. — Я полагаю, что благодаря этой самой волшебной длани и свершилось чудо исцеления нашего Сэра-Хантера!

Шубин в свою очередь коротко тряхнул головой, расправил свои знаменитые пышные усы, приложившись ими к девичьей руке.

От неожиданного внимания и неловкости Афродита потеряла дар речи и залилась румянцем. Ситуацию разрядил шеф, привычно пригласив гостей в «генеральский люкс».

Когда вновь прибывшие расположились в «балдежно-молодежной» палате, Аврамов тут же поведал о том, какой неожиданностью для него стало решение высшего армейского командования, пока он валялся в госпитале, присвоить ему высокое звание Героя. Все это время капитан находился между жизнью и смертью: многочисленные осколки гранаты проникли глубоко, были поражены внутренние органы, а парочка осколков до сих пор блуждала где-то в недрах могучего организма. Поэтому представление к награде и согласования на всех уровнях проходили без него.

Одновременно командование Сороковой общевойсковой армии пришло к выводу, что должность заместителя командира отдельной роты спецназа для богатыря уже «тесновата», назначив его командиром отряда специального назначения, дислоцированного в Зоне ответственности «Юг». Приказом министра обороны Аврамову досрочно присвоили воинское звание «майор», а неделю назад Генеральный секретарь лично вручил ему Золотую Звезду в комплекте с орденом Ленина — высшие награды страны. ТВ транслировало данное событие в прямом эфире, а Шубин посвятил боевому офицеру целый «подвал» в «Комсомолке»…

Хантер чувствовал себя неловко: всю прошлую неделю он пребывал в перманентном «сквозняке» и в глаза не видел ни телевидения, ни газет. Тем не менее он жадно слушал, выхватывая из рассказов Аврамова подробности о событиях в Афганистане.

В паузе Седой попросил Галину сбегать в пищеблок и распорядиться насчет обеда для гостей, а когда девушка ушла, Аврамов с глубокой серьезностью объявил, что после ранения ему категорически запрещен любой алкоголь.

— Любой, — заговорщически подмигнув, добавил он, — кроме… коньяка!

С этими словами майор извлек из-под стола свой вместительный дипломат, щелкнул замками и откинул крышку. Внутри, как на параде, поблескивали несколько бутылок марочного напитка — французского, армянского, грузинского, молдавского. Должно быть, Аврамов до сих пор так и не определился с предпочтениями.

Вскоре вернулась с доверху нагруженным подносом Афродита, в два счета накрыла стол, но сама осталась в «генеральской», невзирая на неодобрительные взгляды начальства.

Начали с «Наполеона» и тоста за военную медицину. Даже Афродита — впервые в жизни — пригубила.

Сашка между тем уже после первой рюмки с удивлением обнаружил, что его больше не штормит и нет никакой нужды ложиться и пережидать это отвратительное состояние. Вот так чудеса! Нет худа без добра, и, скорее всего, это было результатом продолжительного «сквозняка».

Впрочем, знаменитый продукт французских виноделов никому не пришелся по вкусу. Он отдавал каким-то «тройным» одеколоном и цветом напоминал нечто («Моча врача…» — пробурчал военврач Седой). Майор Аврамов, взявший на себя обязанности тамады, разочарованно крякнул, убрал «Бонопартия», а вместо него водрузил на стол бутылку десятилетнего армянского «Двина» — того самого, которому отдавал предпочтение сам сэр Уинстон Черчилль, которому этот напиток, даже в разгаре Второй мировой, присылал Сталин.

Второй тост тамада провозгласил за Афродиту, а в ее лице — за всех женщин. Встали, чокнулись, выпили. Девушка умоляюще взглянула на Хантера — она все еще побаивалась, чтобы он снова не сорвался. Хантер покорно кивнул, сделал небольшой глоток и отставил рюмку, получив взамен улыбку и многообещающий взгляд.

Это не укрылось от Шубина — спецкор мгновенно заметил, что между молодыми людьми словно протянута тонкая ниточка. Он улыбнулся в усы:

— Я вижу, ребята, у вас уже все в порядке!

— Так и надо! — подхватил Аврамов, без всякого стеснения сметая все с тарелки. — Молодец Шекор-туран, надо жить не оглядываясь, полной жизнью!

После третьей и четвертой открыли окна и закурили. Хантер только сейчас заметил, что в палате появилась пепельница, которой раньше не было и в помине. Ничего удивительного: на протяжении всей минувшей недели он ничего вокруг себя не видел и не замечал в хмельном чаду.

Несмотря на то что и гости, и хозяева расслабились, его не покидало чувство, что оба гостя явились в госпиталь из самой Москвы не просто так, а с каким-то серьезным делом. И вместе с тем оба медлят, потому что их сдерживает присутствие Афродиты.