— И это устраивает меня на все сто процентов, — счастливо улыбнулась я ему.

Мы стояли под вязами в саду на Хановер-Сквер, глядя на дом мисс Винтергартен. Он был темным, узким строением, втиснутым, как гнилой зуб, между другими, почти не отличимыми друг от друга городскими особняками на затененной стороне площади. Они, наверное, были элегантными, эти здания с выкрашенными фасадами и портиками с колоннами, обрамлявшими их строгие черные двери. Но недавние проливные дожди оставили темные пятна на оштукатуренных стенах, портики были забиты сорванными с деревьев ветками. Не горели огни в окнах. Здесь царила атмосфера уныния и запустения.

Дождь сегодня прекратился еще утром, но в траве по-прежнему виднелись лужи, они тускло блестели, отражая в себе серое свинцовое небо, и были похожи на оброненные монеты. Дул сильный ветер, качал по-зимнему голыми ветками. Они скрипели и потрескивали, терлись друг о друга, шелестя как гигантские бумажные ладони. Дневной свет медленно угасал. Воздух был пропитан тревогой и предчувствием беды.

На другой стороне дороги нас поджидал мрачный пустой дом.

— Напоминает мне Беркли-Сквер, — сказала я. — Там тоже было опасно. Может, даже хуже, чем здесь. Там я сломала свою рапиру, а Джордж едва не снес тебе голову, но мы смогли с честью выбраться даже из той переделки.

Сама-то я вышла из той переделки просто с блеском, это было одно из моих самых любимых приключений. Возможно, сегодняшнее окажется еще удачнее. Я была настроена очень оптимистично, почти весело. Джорджа не было, он торчал в библиотеке и еще не приехал. Холли Манро сидела на Портленд Роу, возилась с бумагами, папками и скрепками. Так что сейчас мы были только вдвоем, Локвуд и я.

Он поднял воротник своего пальто, чтобы защитить шею от ветра.

— Тот случай на Беркли-Сквер был летом, — сказал он. — Короткой летней ночью, которую легко можно пережить до утра. А сегодняшняя ночь обещает быть длинной. Слушай, всего три часа пополудни, а я уже проголодался, — он толкнул свою сумку носком ботинка. — Согласись, те сандвичи, что дала нам Холли, потрясающе выглядят, а?

— Угу, — мрачно ответила я. — Потрясающе.

— Она все-таки молодчина, что приготовила их для нас.

— Ага, — ответила я, из последних сил пытаясь выдавить улыбку. — Молодчина.

Да, наша милая ассистентка действительно приготовила нам с собой сандвичи, и упаковала наши рабочие сумки, и хотя я перепроверила свою сумку сама (не доверяй в подобных делах никому, если хочешь остаться в живых), должна признать, что справилась она со всем этим просто великолепно. Но самое лучшее, что сделала сегодня Холли, так это то, что осталась дома. Сегодня ночью мы снова будем работать втроем, как в старые добрые времена. Как всегда и должно быть.

Людей на площади было совсем немного — здешние жители, наверное, судя по их костюмам. Проходя мимо нас, они окидывали взглядом наши рапиры, темную одежду, оценивали нашу неподвижную стойку и спешили дальше, опустив головы. Как заметил однажды Локвуд, агент — профессия странная: тобой восхищаются и одновременно избегают, брезгуют. После наступления темноты ты олицетворяешь порядок и самые лучшие ожидания. В это время суток тебя рад видеть каждый. А днем твое появление становится нежелательным вторжением в повседневную жизнь, символом овладевшего страной хаоса, с которым ты пытаешься справиться.

— Она для нас хорошее приобретение, правда? — сказал Локвуд.

— Холли? Хм… Да, наверное.

— Я думаю, у нее сильный характер. Не побоялась накинуться на эту старую каргу, Винтергартен. Вот так взяла и высказала ей все, что думает, — он откинул в сторону полу своего пальто и проверил пластиковые канистры висевшие на перевязи у него на груди. На рабочем поясе Локвуда поблескивали магниевые вспышки. — Я знаю, поначалу у тебя были сомнения относительно ее, Люси… Это продолжалось пару недель. А как ты сейчас относишься к Холли?

Я выдохнула через рот, уставилась в склоненную голову Локвуда. Ну, что ему сказать?

— У нас с ней все в порядке… — начала я. — Конечно, порой не без сучка и задоринки, но… Я полагаю, что когда-нибудь смогу понять, что…

Локвуд резко выпрямился.

— Отлично, — сказал он. — Смотри, а вот и Джордж показался.

Да, это был Джордж, наш толстяк как раз пересекал улицу.

Рубашка расстегнута, очки запотели, мешковатые штаны местами промокли от воды. На плече Джордж нес свой потрепанный рюкзак, а сзади, как хвост, за ним волочилась рапира. Он подошел к нам и остановился.

Я посмотрела на него и сказала.

— У тебя паутина в волосах.

— Издержки производства. Зато нарыл кое-что.

Джордж всегда умеет что-нибудь разыскать в архивах, это, пожалуй, его самая сильная сторона.

— Убийство? — спросила я.

В глазах Джорджа промелькнул огонек — яркий, веселый. Такой огонек всегда говорил нам о том, что усилия Джорджа в очередной раз увенчались блестящим успехом.

— Ага. Старая ведьма солгала, когда сказала, что в ее доме никогда не было преступлений или актов жестокости. Там было убийство, чистейшей воды убийство.

— Отлично, — сказал Локвуд. — Я взял ключ. Люси взяла твою сумку с припасами. А теперь уйдем подальше от этого жуткого ветра, и выслушаем твою историю во всех ее мрачных деталях, но более уютной обстановке.

Если о чем-то другом мисс Винтергартен легко могла солгать, то о своем доме она сказала правду. Ее дом действительно оказался роскошным, каждая комната, каждая деталь в нем говорила — нет, кричала! — о богатстве и высоком положении нашей клиентки. Дом был небольшим в ширину, но длинным, далеко уходившим в сад перпендикулярно площади. Потолки в комнатах были высокими, украшенными алебастровой лепниной, стены оклеены дорогими шелковыми обоями с рисунком в виде экзотических цветов и птиц. Окна закрывали тяжелые шторы, повсюду у стен стояли застекленные витрины с разными диковинами. В одной из комнат на первом этаже все стены были покрыты десятками небольших картин, эти полотна висели ровными рядами, как солдаты на параде. Осматривая дом, мы обнаружили великолепную библиотеку. Гостиные, спальни, ванные комнаты, коридоры — все выглядело просто шикарно. Исключением оказался только верхний, мансардный этаж, где стены были просто оштукатурены, а под скатами крыши приютилась дюжина маленьких комнаток для прислуги. Казалось, что здесь с дома содрали его роскошную шкуру, и обнажились голые кости, мышцы и сухожилия.

Больше всего в доме нас интересовала лестница, и, рассказывая о ней, старая карга Винтергартен тоже не солгала. Это была элегантная конструкция, темное сердце здания. Войдя в двери дома, вы сразу же натыкались на огромный овальный колодец, снизу доверху прорезавший все строение. Ступени лестницы примыкали к правой стороне овала, тесно прижимаясь к стене, и, плавно изгибаясь против часовой стрелки, вели на верхние этажи.

С левой стороны поднималась арка балюстрады, отделявшая лестничную площадку от холла. За балюстрадой начинался лестничный пролет, который вел в цокольный этаж. Стоя в холле — или на любой лестничной площадке — можно было рассмотреть изгиб ступеней, поднимавшихся винтом вдоль краев лестничного колодца до большого овального застекленного окна на крыше, сквозь которое было видно небо, а посмотрев вниз — увидеть шахматную доску черно-белых плиток, которыми был выложен пол цокольного этажа.