Скрипнули половицы. Я взвизгнула, обернулась. Но прежде, чем успела отреагировать, из темноты передо мной показалось знакомое очкастое лицо.

— Джордж!

— Все в порядке, Люси.

— Что ты делаешь? Зачем ты вышел из круга? Возвращайся немедленно!

— Но пока что ничего не происходит, правда? — пожал он плечами. — До того, как что-то начнется, еще много времени, несколько часов. Слушай, у тебя есть жвачка?

— Нет! Иди на свое место! Если Локвуд увидит…

— Успокойся. Сейчас мы еще в полной безопасности. Так что ты там сказала про жвачку?

— Нет ее у меня. То есть, да, была… где-то. На, возьми, — я нащупала в кармане пачку жевательной резинки и протянула ее за железный круг. — Как у тебя там, внизу?

— Сносно, — Джордж зашуршал фольгой, и я заметила, как дрожат у него пальцы. — Там, на плитках пола, есть холодное пятно. Ну, в том месте, где разбился тот мальчик, ты понимаешь. У меня во рту появился неприятный привкус. Миазмы начинаются, — он вернул мне пачку и поежился. — Пойду к себе, однако. Ты давай, держись тут.

— Люси! Джордж! — раздался сверху голос Локвуда. — У вас там все в порядке?

— Да!

— Хорошо. Приготовьтесь, я чувствую, как начинает меняться атмосфера.

Джордж поморщился и сделал мне ручкой. Спустя мгновение он уже превратился в толстую тень, скользящую вниз по ступеням. Когда он проходил мимо свечей, их пламя начинало дрожать. Затем световые пузыри снова застывали, мирно выстраивались ровной спиралью. Я села, поджав под себя ноги, внутри железного круга, смотрела в темноту, и ждала, что будет дальше.

Моя голова дернулась вверх. Я чувствовала холод и неприятное пощипывание на коже. Ощущение было таким, будто по мне ползает масса мелких невидимых насекомых.

У меня затекла шея. Я поняла, что спала, и, наверное, довольно долго. Мысли в голове ворочались тяжело, неохотно, я с трудом вспоминала, где нахожусь. Теперь сознание постепенно возвращалось ко мне. Первая мысль: сколько сейчас времени? Я взглянула на часы. Их светящиеся стрелки показывали около четверти первого. Полночь уже прошла!

Я сглотнула, потянулась, осмотрелась вокруг. В доме было тихо. Свечи на лестнице горели, как и прежде, только теперь окружавшие их желтые сферы стали меньше, сжались так, словно на них давило что-то невидимое глазу. Я посмотрела на призрак-банку. Она больше не светилась, но стояла темной, словно доверху налитая вином. Так, а что это поблескивает на поверхности стекла банки?

Ого, иней! Я осторожно высунула руку за пределы железного круга, и тут же отдернула ее назад. Мне показалось, что мои пальцы погрузились в ледяную воду.

Я неловко поднялась на ноги. У себя во рту я чувствовала неприятный привкус, словно проглотила какую-то тухлятину, и не могу избавиться от ее запаха. Я нашарила в кармане пачку жевательной резинки, содрала обертку и принялась жевать. Яростно жевать, я бы сказала. Все, что я сейчас делала, получалось у меня как-то резко, нервно. Я чувствовала, что мои нервы напряжены до предела.

Ничего конкретного пока что не происходило, но что-то зловещее накапливалось, готовилось обрушиться на меня. Я знала, что вскоре у меня на глазах должно в очередной раз разыграться ужасное событие, навсегда изменившее, исковеркавшее судьбу этого дома. Время словно отматывалось назад, и прошлое сейчас имело больше сил, чем будущее. Джордж называет такое явление «искривлением времени». Он убежден, что именно поэтому оказавшийся в таком «неправильном времени» человек чувствует себя так неестественно и подавленно. Отвратительно себя чувствует.

— Следи за свечами, — раздался у меня в ушах шепот из банки. — За их светом следи.

И действительно, огоньки свечей задрожали, заморгали, реагируя на движение воздуха. Я почувствовала, как встают дыбом волоски у меня на руках. Мне стало трудно дышать. Заложило уши — так, будто я слишком быстро и слишком долго спускалась, почти падала, в лифте. Я закрыла глаза и прислушалась. Откуда-то до меня долетел жуткий, словно предсмертный, крик.

Я открыла свои глаза.

— Джордж?

Мощный удар. Я подскочила на месте. Грохот прокатился над лестницей, затем растаял в темноте.

Я понимала, что шум донесся снизу, из цокольного этажа. Светящиеся ореолы свечей застыли. Они напоминали сейчас радужки слепых, лишенных зрачков, глаз.

— Джордж?

Ответа не последовало. Выругавшись, я вытащила свою рапиру и вышла за цепи в леденящую тьму. Дошла до перил и посмотрела вниз.

Двумя пролетами ниже что-то поднималось вверх по лестнице, оставляя на ступенях темные следы. Что именно оставляло эти следы, я не видела, но оно медленно двигалось, гася все свечи, мимо которых проходило. Цокольный этаж был погружен во тьму, фонарь Джорджа не светился больше красным светом. Я вытянула голову, желая посмотреть, не смогу ли я…

Погасла последняя свеча на ступенях нижнего, цокольного отдела лестницы. Что это? Я действительно вижу цепляющуюся за перила призрачную руку? Нет, две руки, они хватались за перила — одна чуть впереди, вторая чуть позади. Призрачные руки перебирали перила, поднимались по ним все быстрее, быстрее, вот они уже достигли поворота лестницы, который приведет их прямо ко мне.

— Люси…, — это был голос из банки. — На твоем месте я немедленно убрался бы прочь!

А я все хваталась за перила, они обжигали меня холодом даже сквозь мои перчатки. Мне стало трудно думать, не то, что двигаться. Я оцепенела, руки и ноги у меня сделались чугунными, я перестала чувствовать свое тело.

Вверх по ступеням бежали двое — две размытые неясные фигуры, два сгустка призрачной тьмы. Свечи, мимо которых они пробегали, гасли одна за другой.

— Готов поспорить, что даже у Холли хватило бы умишка, чтобы вернуться внутрь защитного круга, — заметил череп.

От этих слов что-то распрямилось внутри меня, негодование, вызванное именем нашей ассистентки, прорвалось сквозь призрачный захват. Я отпустила перила, отшатнулась назад, втиснула себя внутрь железного круга. Там я упала на свои сумки и лежала в такой неуклюжей позе, когда мимо меня промчались две призрачные фигуры.

Они двигались совершенно беззвучно, оставляя за собой облачка потустороннего света. Призрак, бежавший первым, был маленьким и хрупким, облачко-ребенок.

Каким худеньким было у него тело, какими хрупкими казались его плечики! Правда, отдельных черт призрачной фигуры различить было невозможно. Призрак был прозрачным, как пламя свечи, вся нижняя часть его тела была размытой, исчезала в темноте. Голова призрака была наклонена вперед, он отчаянно рвался вперед, хватаясь за перила своей тоненькой ручкой.

А за его спиной из темноты показалась вторая фигура, тоже излучавшая потусторонний свет, тоже прозрачная, но это был призрак взрослого, крупного мужчины, и излучаемый им призрачный свет был темнее, чем свечение фигуры ребенка. Рассмотреть отдельные черты этой фигуры тоже не было возможности, достаточно хорошо я видела только большую, вытянутую вперед, руку и качающуюся из стороны в сторону голову.