И отсюда она прямо перешла в атаку:

– Павлик, о каком там будущем или прошлом можно говорить всерьез, когда все самое высшее и невообразимое содержится в тебе самом? Куда бежать, когда все есть внутри? Самопознание – трудный путь, потому что все высшее и невообразимое скрыто в тебе, и к этому надо найти ключ… Зачем тебе миры, будущее, все это безумие, когда, если ключ найден, первая награда: Вечность… А потом и другое… Кем ты хочешь быть, сумасшедшим или бессмертным?

Но тут Павел взорвался. Хлебнув полстакана водки, он закричал на всю чайную:

– Вы все бьете в одно место… Вечность, богореализация… Да ты пойми, Таня, в конце концов сама же ты сколько раз говорила, что для этого нужен дар. И этот дар в наше время – почти исключительный случай…

– Редкий, но не исключительный…

– Ладно, утешительница, тоже мне!.. Даже чтоб изобрести самовар, нужен дар, а тут… У меня нет, и в этой жизни не будет, подходов к этому… Я пробовал, бесполезно, нечего меня тянуть… Я иду по касательной.

– Хорошо-хорошо. Все-таки остановись…

– Ты еще скажи, к батюшке пойди, за помощью… Дескать, побывал в прошлом, помогите! Своего отца покалечил там…

– Ну знаешь, батюшки всякие бывают… Помолится за тебя…

– Что происходит, пусть происходит. Значит, так надо! Не нужны мне милости, они только нарушают Высший Промысел…

– А ты попробуй…

– Таня, нет, нет и нет! Хватит меня тянуть и спасать. Я хочу свободы; вы нашли свой путь – и ладно! А я хочу теперь в водоворот!

– Водоворот, и вся жисть наоборот! – вдруг кто-то заорал рядом.

Кот бросился наутек. Таня вздрогнула, обернулась: так это же Валера Иглов, сотоварищ Черепова, Клима!

Но Иглов был жуток – полурваный, глаза блуждали, и все лицо багровое то ли от водки, то ли от какого-то внутреннего напряга. Он очутился рядом с Павлом.

– Павлуша, плесни водяги! – пробормотал он. – Не могу!

– Что так?!

– Конца света не вижу, Павел! – отчеканил Иглов. – Конец света, Таня, опаздываить… – и он обернул к ней вдруг ставшее жалобным лицо. – Как же после этого жить?

Таня засмеялась:

– Хватит юродствовать!

Иглов взвизгнул:

– Не доживу до конца!

Павел еле унял его, утер сопли своим платком, налил водочки. Тогда Иглов примирился, дескать, на нет и суда нет, и затих.

Таня почувствовала, что Павел теперь непреклонен в своих метажеланиях, и, может быть фантом Безлунного сыграл здесь большую роль. Вообще говоря, Таня не считала, что Безлунный – человек, скорее всего фантом, вихрь, внутри которого фигура человека, псевдосущество, лихой, но локальный смерч, посланный каким-нибудь богом из подполья, чтоб почаще и погаже нарушалась гармония, и чтоб предупредить: держитесь, ребята, ужо вам будет… Привыкайте… И эту Танину мысль порой разделяла даже Марина.

Таня вздохнула и, не обращая внимания на умолкнувшего, как крот, Иглова, спросила Павла:

– И что же ты намерен делать?

– Вот это другой разговор! – обрадовался Павел. – Я уже надумал: надо мне поискать Никиту! Все-таки в нем есть зацепка: как-никак, а из будущего… Может быть, через что-то и откроется, попадешь в какой-нибудь поток… Кстати, Безлунный бормотал мне последний раз по телефону: «терпи!», а потом исчез. А я терпеть не хочу. Я бежать хочу!

Таня опять вздохнула и заметила:

– Вот и Никита тоже, Марина рассказывала, сидит, сидит, а потом вдруг вскочит и вскрикнет «Мне бежать!» И исчезает… Куда ему теперь бежать?..

Иглов поднял голову.

– А я хочу, пока конца света не видно, в растение превратиться. У них сознание ничтожное и застывшее, им не жутко… Когда Бездна все поглотит…

– Какая еще Бездна? – спросил Павлик.

– Не ваша, не ваша, а которой еще не было, друзья… Которую Черепов ждет.

– Ну раз Черепов ждет, так и будет, – развел руками Павел, но в уме снова мелькнула Верочка… «Почему она умерла?.. Но, если бы жила, была бы сейчас… какая? Но я бы ее нашел все равно. И спросил бы: помнишь тот вечер, тридцать лет почти назад, молодого человека, который был влюблен в тебя в тот день… И вот я пришел за тобой… Как видишь, не постарел… Но многие ушли за это время в пропасть, и нет нигде Верочки. А что искать кладбище, что толку в могиле?»

Валера Иглов в это время встал. Лицо его побагровело еще больше.

– Прощайте, пока я еще не растение, и ветви с листьями не растут на мне, – твердо сказал он. – Пока могу говорить, а не шептать… Я, между прочим, с Череповым примирюсь. Не думайте, мы одного поля ягоды…

Иглов пошатнулся, но Павел удержал его.

– Я доеду. Меня ждут.

И он указал на дверь в булочную. Там за дверью, в булочной, двигались какие-то тени. Потом появилось лицо, опухшее, но призывающее Иглова. И тот пошел на зов…

Павел поглядел на Таню.

– Черепов велик, но опасен, – сказала она. – В теории о некоей Бездне, о «новом» для нас, точнее, скрытом Абсолюте, скрытом за нашим псевдо Абсолютом – здесь, вроде, здорово, радикально, безумно… Истина это или нет – никто не знает… Тут интуиция должна быть сверхчеловеческая… Но на практике, сам знаешь, Черепов только тупо ждет этого Прихода… А что остается делать… Об этой Бездне – что можно предположить? Вот он и ожидает, пьет, скитается, бушует, такое выкидывает, что мурашки по душе ползают…

– Иглов-то, просто как юродивый при нем, – вставил Павел.

– Если бы не Улюша его, Клим бы давно погиб. Он сам мне признавался однажды: умру под забором, – продолжала Таня. – Кто, тем более сейчас, может выдержать такой загиб жизни? Сейчас кто в квартирах сидят, и те мрут…

– Но Улька молодец! Вот наша баба, действительно! Правда, Тань?

– Правда. Но Черепов – это перегиб, отклонение в стане запредельных. Это тебе не Орлов. Во всем бывают извращения, даже в запредельном. Но он велик даже в своем постбезумии.

– Бог с ним. Пусть постбезумствует. «Мне бежать», Таня, как говорил Никита, человек будущего.

– Бегуны вы оба, – рассмеялась Таня.

– Бегу, бегу. В неизвестность. А тебе ведь надо ехать по делу куда-то, ты сказала…

– К сожалению, часа на три я не свободная птица. И они расстались.

Решение Павла искать Никиту, выбрать его в качестве путеводной звезды, или просто типа, на котором лежит печать и который выведет из замкнутого пространства и времени, было выстрадано им долгими ночами.

«Иного выхода не было, иной нити не виделось. Безлунный исчез, да и жутковат при этом, фантом во тьме эдакий, но по телефону позванивает. А сейчас звонков нет. Сыночек? Да где его искать? Умер ли, провалился или бродит?» – думал Павлик.