Свожу бёдра, пищу мышкой. Мне стыдно, а Дан согревает мои острые от возбуждения соски горячими поцелуями. Сжимает чувствительную грудь, тискает и вбирает сразу обе ареолы в рот. Эта чёртова «песнь льда и пламени» лишает меня воли, а рычание психа пугает до дрожи.

Ещё раз охаю, когда он стягивает с себя футболку, и, нависая надо мной, на мгновение замирает. У него мощное, до одури сексуальное тело. От мысли, что всё это богатство для меня, сердце начинает лупить в груди ещё быстрее. В висках стучит, я задыхаюсь в поцелуе, а палец Дана раздвигает успевшие стать влажными складочки и толкается внутрь. Выгибаясь, скребу ногтями по капоту, наверное, порчу дорогую краску. Хорошо невероятно! Безумие…

Он отстраняется, дёргает молнию на ширинке. Боже! Прикусив губу, хочу закрыть глаза, но не получается. Смотрю на огромный напряжённый член с крупной головкой, вздутыми венками и ловлю себя на мысли, что хочу собрать языком прозрачную капельку смазки с вершинки. На автомате облизываю губы, и живот вздрагивает от мучительно сладкого спазма.

Дан подтягивает меня к краю капота, по-хозяйски вклинивается между моих ног, и я впервые чувствую не запах дорого парфюма, а его настоящий аромат. Даже сравнить не с чем, другого такого не существует.

Дан пахнет моим первым мужчиной.

Обхватив кулаком член, он припечатывает налитую возбуждением головку к входу в лоно и замирает. Дышит часто и тяжело, в глаза мне смотрит.

— Страшно, Дан… — шепчу занемевшими губами.

— Омежка…

Он мягким толчком насаживает меня на себя.

Вскрикиваю от боли, принимая его до упора — о невинности можно забыть, и небо очень символично взрывается густым раскатом грома. Пытаюсь сжаться в комочек, спрятаться от неприятных ощущений, но Дан рычит и силой раскладывает меня на капоте, который, кажется, успел превратиться в раскалённую сковородку. Шиплю, пытаюсь вырваться из этого ада, а его тяжёлая ладонь ложится на мой живот, с нажимом скользит вниз и его палец кружит на клиторе с нужным нажимом. Дан всё делает правильно, он будто под меня заточен, и тело это отлично понимает, принимает и отзывается. Предательское тело!

Саднящая мука почти исчезает, я вздрагиваю от каждого точка члена внутри себя, сжимая мышцами каменный ствол, и кричу, но уже совершенно от других ощущений. Не прекращая двигаться, Дан утыкается носом мне в висок, смазано целует в щеку, шепчет что-то — пытается успокоить, и сердце сжимается от нежности, до боли сладко. Глупая колотушка не понимает, что таких, как Дан, любить опасно.

— Ч-чёрт, какая же ты узенькая там… — хрипит он. — Девочка…

Первые некрупные капли дождя стучат по металлическому кузову авто, падают мне на лицо. Мышцы Дана перекатываются под смуглой кожей рук, плеч. Он сдерживает себя, а мне нужна полная доза кайфа. Обхватываю мощный торс ногами и двигаюсь сама, ощущая, как внутри меня пульсирует напряжённый член. Внизу становится совсем тесно и, кажется, я сейчас взорвусь.

— Дан, о-ох… — цепляюсь за его запястье, но пальцев не хватает, чтобы полностью обхватить.

Рывком поднимает меня с капота, и я висну на его бронзовом торсе обезьянкой, а он толкается в меня резче, жёстче. Выбрасывая сквозь сомкнутые зубы стоны, он каждым движением вынимает из меня душу, но она возвращается обратно, снова и снова. Прижимает к себе крепко — вдохнуть невозможно — и входит до упора. От кончиков моих пальцев на ногах к животу несутся тысячи вольт удовольствия. Воздуха в лёгких нет, но я каким-то чудом кричу, едва не теряя сознание от сумасшедшего оргазма. Тело Дана прошивает крупной дрожью, и я чувствую, как у меня внутри становиться горячо от его семени. Он, кажется, матерится, я почти не разбираю слов — в ушах гул, и реальность звучит, словно из бочки.

— Макс меня убьёт, — с трудом произносит Дан и снова целует меня.

* * *

Никогда прежде я не испытывал эйфорию и ужас одновременно. Макс начал ритуал с Омегой, а я его прервал. Зачем я это сделал? Бес попутал. Озабоченный похотливый бес… Что теперь будет — неясно, но голова моя соображала с перебоями, и дикой паники не случилось.

Я не мог остановиться, жамкал голенькую Омежку, сидящую на капоте, и готовился ко второму заходу. Плевать на дождь, мы всё равно промокли…

— Дан, нет! — Мия перестала отвечать на ласку и упёрлась ладошками мне в грудь. — Там Ма-акс… — её ротик остался открытым, глаза расширились.

Я обернулся. У восточной стены нашего дома стоял мой братишка. Выглядел он, откровенно говоря, хреново. Макс ещё слаб, и шаги давались ему с трудом. Чтобы всё пришло в норму, нужно время и позитивный настрой. С последним напряг.

— Что ты наделал, Дан… — брат вцепившись в бревенчатую стену, смотрел на нас с Мией.

Чертыхнувшись, я принялся натягивать спущенные до колен штаны. На члене алые разводы канувшей в лету омежей невинности, а на душе до того гадко, что хоть в петлю лезь. Башка начинала соображать, и приятного в этом оказалось мало.

Мия сползла с капота и натянула обрывки платья — не помогло. Самые аппетитные части её тела были видны, и разорванные трусики остались на щиколотке. Девочка пахла сексом. Да тут всё в радиусе десяти миль пахло сексом! Мы старались.

— В дом, — я подтолкнул Омежку к крыльцу, кивнул Максу.

* * *

Похоронил бы брата под толстым слоем гальки у нас во дворе, но в душе, будто чёрная дыра образовалась. Эмоций не было. Я снова чувствовал себя беспомощным и жалким. Обессилел.

Омега, сверкая голой попой, понеслась по лужам к крыльцу, а Дан прощупывал меня взглядом — помочь? Я мотнул головой — нет — и, цепляясь за стену, поплёлся в дом.

Лучше бы он никогда не встречал Мию, не приводил её к нам и не клялся, что она моя. Я снова мог ходить, но зачем? Надежда обрести пару сдохла, не успев даже вякнуть. Ритуал прерван — не я стал первым мужчиной Мии, и от моей метки на её ключице толка теперь нет. Сам виноват.

Башку сорвало… Укусил девочку неаккуратно, причинил ей боль. Я ведь ей заранее ничего не объяснил. Мия наверняка решила, что у меня с головой совсем плохо, испугалась до ужаса и сбежала. Ещё и в спальне меня заперла. Выломать дверь я не смог — себя бы на ногах удержать, и вылез в окно. Да только пока я дом обошёл, Дан успел вместо меня разобраться со второй частью ритуала — всё пустил коту под хвост.

Эмоции так и не пришли — полная опустошённость и апатия. Я не хотел знать, почему брат так поступил. Отыграть назад уже не выйдет.

Я зашёл в дом, кое-как добрался до гостиной, цапнул с пола подушку и рухнул на полуразвалившийся диван. Хорошо мы с братом тут «потанцевали», уборщикам придётся несладко.

Дан у бара откупоривал бутылку со скотчем, а ванной шумела вода — Мия в душе. Сердце заныло. Я надавил пятернёй на грудину — заткнись уже.

— Будешь? — у моего носа появился стакан с алкоголем.

Отпихнул. Не пью я, и брат об этом прекрасно знал.