Весна, лихие 90-е

Пятница. Пять минут до конца рабочего дня в ветлаборатории — я на низком старте. Но, с моим везением, чую — подвох обеспечен. Так и есть! Телефон на столе взрывается дребезжащей трелью. Не дай бог начальница звонит…

— Вот ведь зараза! — рыкнув, с обидой смотрю «жёлтого предателя». — Ветлаборатория, Зимина, — отвечаю.

— Тома, собирайся! — почти кричит из трубки мой хороший друг Миша. — Я за тобой еду!

— Что случилось?

— Потом всё! Собирайся!

Собираюсь. Чего орать-то?

Вздохнув, снимаю белый халат, беру сумочку и кошусь на дежурный чемоданчик для подработок — надо взять с собой. Иваныч просто так кипиш наводить не станет. Наверняка повезёт меня штопать кого-то из своих быковатых мальчиков.

С одной стороны, после тяжёлой рабочей недели хочется домой отдыхать, а с другой… Когда не видела зарплату два месяца и в холодильнике мышь верёвку мылит, калым не лишний.

Проверяю наполнение чемодана для спасения раненых бандюков, выхожу в коридор и решительным шагом направляюсь к выходу. На улице меня уже ждёт чёрный «Мерин» с Мишей за рулём.

— Куда едем? — сажусь на переднее, смотрю на друга.

— За город, на дачу, — отвечает коротко без подробностей.

Иваныч напряжён — вздувшаяся венка на виске тому подтверждение.

— И что нас там ждёт?

— Сам не знаю, — ворчит друг, выруливая со двора лаборатории. — У пацана пулевое. Бедро. Не навылет.

Миша говорит отрывисто, хмурится. Он хоть и крепкий молодой мужик, но нервный, и давление у него шалит. С таким образом жизни — неудивительно.

— Крови много было? — интересуюсь, прикидывая общие очертания картины.

— Не сказал бы… — вздыхает друг. — Жгут наложили.

— Вот и славно. Починим, — пытаюсь приободрить Иваныча.

— Хрен знает, Том. Пацан совсем плохой.

— Почему в больницу его не отвёз? Дай хирургу на лапу, чтобы прооперировал тихо и оставил в палате отлежаться. Не первый раз, — развожу руками.

— Не вариант, — Миша отвергает мой гениальный план.

— Почему?

— Сама увидишь.

Мне только плечами пожать остаётся. Из Иваныча ничего не вытянешь, если не хочет говорить. А сейчас он не хочет.

Едем быстро — мчим. Серая городская застройка меняется хмурой промзоной, промзона — загородным шоссе. Разбитая в хлам трасса — не место для дорогого «Мерина», но Миша тачку не жалеет. Торопится.

— Пацан мне нужен живой, — признаётся Иваныч, поворачивая руль. Едем по дачному посёлку. — Делай, что хочешь, но его спаси, — поворачивает ко мне голову и смотрит с такой надеждой, что становится жутко.

— Я попробую, но я не бог, Миш…

Паркуемся у старого дома с покосившимся дырявым забором. Фазенда не блатная. Среднестатистическая дачка, которой не помешал бы капитальный ремонт.

Миша с моим дежурным чемоданом в руке шагает к вагончику, который стоит на задворках участка. Из трубы на крыше валит дым, а на крыльце тазик с берёзовым веником и вёдра. Эта железная коробка, видимо, здесь вместо бани.

Размышляю, осматриваюсь. И вроде ничего особенного не происходит, но предчувствие нехорошее.

— Пациент чисто по твоей части, — Иваныч берёт меня под локоть, помогая пройти по узкому деревянному настилу.

— Как это? — хмурюсь, не понимая. — Животное, что ли? Ты же сказал — «пацан».

Миша отмахивается от меня, как от назойливой мухи. Даже сейчас он не собирается ничего объяснять.

— Это доктор? — глубокий недружелюбный бас заставляет меня вздрогнуть и пошатнуться.

Размахивая руками, я пытаюсь удержать равновесие — в этом «па» вся моя грациозность как на ладони.

— Стоять, — тихо рычит Миша, обхватив меня за талию. — Доктор она, доктор, — обращается к обладателю густого баса, — не ссы.

— А стройные ножки доктора не держат? — он едва заметно ухмыляется, обмазывая меня оценивающим взглядом.

Я и раньше видела бойцов Иваныча — ребята, с которыми связываться себе дороже, но этот… Высоченный, жилистый — как герой иностранного боевика. А в зелёно-жёлтых глазах мелькает что-то дикое. Хищное. Камуфляжная растянутая майка не скрывает крепких рук, а спортивки просто не в состоянии спрятать «мощу» в районе паха. Впечатляет. Пугающий незнакомец, как магнит для меня — маленькой глупой булавки.

Разглядывая мужика, я забываю, зачем приехала.

— Тома, ёп… — хрипит Миша и дёргает меня за рукав блузки.

— А?.. — мотаю головой, пытаясь образумить себя. — Где раненый?

— Там, — бугай в майке кивает на дверь вагончика. — Иваныч, ты уверен, что коза молодая справится?

Миша быстро и чётко отвечает хаму на виртуозном матерном, а у меня в ушах стоит писк. Этот мужик, он…

— Иди, Тома, — друг вручает мне мой же дежурный чемоданчик.

Сглотнув тугую слюну, я прижимаю чемодан к груди и кошусь на пугающего незнакомца. Смотрит на меня глазищами своими зелёно-жёлтыми, как на котлету. Только что слюна не капает.

Я знаю, кто он.

Я бы рада отказаться от этой затеи, но не откажусь. И дело не в пустом кошельке или страхе, что меня прямо на дачном участке похоронит зверюга с вздыбленным пахом. Дело в Мише. Я этой моське протокольной многим обязана, и кинуть его даже в теории не решусь. Друг есть друг.

— Уболтал, чертяка языкастый, — я пытаюсь бодриться, глядя на Иваныча.

Получается плохо, зато зрение в порядке и интеллект тоже. Поджарый крепкий мужик с хищным взглядом — оборотень. Про оборотней не каждому известно, но их существования это не отменяет.

Глубоко вдохнув, я поворачиваюсь и иду к двери. Спиной чувствую — хищник следует за мной. Не доверяет? В вагончике наверняка ещё один оборотень. Раненный.

На импровизированной банной полке лежит зверь. Зверюга! Вот тебе и «пацан», Тома… В волке центнер живого веса, не меньше. Вон доски прогибаются. Густая светлая шерсть безнадёжно испачкана кровью, из признаков жизни — слабое отрывистое дыхание. Негусто.

А в бане жарко — духота стоит страшная. Металлическая печь раскалена едва не докрасна.

— Нафига так натопили? — щёлкаю шпингалетом на окне, открываю створку. — Дышать нечем.

Вижу Иваныча на крыльце — курит нервно.

— Братишке моему холодно было. Натопил, — сердито сообщает оборотень в майке.