Этого я, собственно, и не добивался, считая целесообразным лишь привлечь на свою сторону Кальтенбруннера, так как сомневался, что Гитлер и Гиммлер при официальном запросе дадут свое согласие. Эти сомнения я высказал и ему, но Кальтенбруннер только отмахнулся и объяснил, что проинформирует Гиммлера лишь после разговора с Гитлером. Отдельный вопрос перед Гитлером о поставить не будет, а включит его в очередной доклад. Шансы на одобрение «операции Бернхард» Гитлером неплохие, Так как он уже устал выслушивать жалобы на недостаточное финансовое обеспечение секретной службы.

Так оно, собственно говоря, и произошло. Уже через несколько дней Кальтенбруннер возвратился из штаб-квартиры фюрера с видом победителя. Гитлер полностью согласился со всеми его предложениями, так что новый старт «операции Бернхард» можно было рассматривать как получивший одобрение. Гиммлер в свою очередь снял все свои прежние возражения, будучи весьма доволен, что его новый начальник главного управления имперской безопасности так хорошо решает необходимые вопросы у фюрера, который даже высказался одобрительно в его адрес. В разговоре с Гитлером Кальтенбруннер доложил, что намеревается придерживаться требований Функа и что фальшивые банкноты не будут сбываться в странах-союзницах Германии, хотя абсолютной уверенности в этом быть не может.

Так состоялось фактически второе рождение «операции Бернхард». Из того, как это произошло, напрашивался вполне определенный вывод. В условиях абсолютной диктатуры можно было все же проталкивать проекты, которые до определенного времени отклонялись целым рядом руководителей: нужно только найти человека, который будет иметь благосклонное к себе отношение со стороны диктатора, а также обладать мужеством затронуть нужную тему. Конечно, при этом надо было действовать правильно тактически, идя иногда на определенный риск. Но прежде всего следовало считаться с тем, что в Третьем рейхе все зависело от личностей. Только учитывая это, можно было рассчитывать на успех. Для того чтобы обосновать какое-либо предложение, было недостаточно сказать о его целесообразности, логической правильности и даже справедливости. Необходимо было учитывать личную заинтересованность соответствующего начальника, его политическое положение (был ли он, как говорится, «в обойме», или уже нет) и не в последнюю очередь его настроение в данный конкретный момент. Последнее было особенно важно у Гитлера. Если удавалось застать его в хорошем расположении духа, можно было достичь многого. Хорошие тактики даже разработали метод приведения его в хорошее настроение, чтобы протолкнуть свое предложение. Самым простым было предпослать своему предложению какое-либо благоприятное известие, которое наверняка должно было обрадовать фюрера. Создав подходящую предпосылку, они могли рассчитывать на ломку даже «непререкаемых решений» и принятие новых, полностью противоречащих предыдущей линии. Такая игра была, однако, весьма изматывающей: никто не выдерживал более нескольких лет. Описанный метод мог дать и осечку, тогда гнев Гитлера в отношении человека, осмелившегося высказать ему такую «беззастенчивую мысль», был непредсказуем. Несчастный мог после этого просто-напросто исчезнуть из ближайшего окружения фюрера и даже попасть в концентрационный лагерь.

Когда получив известие об успехе, я возвратился к себе на Беркаэрштрассе, то обнаружил дверь собственного кабинета запертой. Ключ находился у адъютанта, который доложил, что не имеет права заходить туда, поскольку там находится чемодан, присланный начальником управления. Этот таинственный чемодан я с трудом водрузил на стол — настолько тяжелым он был. Он был не только аккуратно перевязан, но и опечатан. Мне пришлось даже дать письменное подтверждение, что печать повреждена не была. Затем я быстро разрезал шнуровку и открыл чемодан. Он был доверху наполнен банкнотами фунтов стерлингов достоинством в пять, десять, двадцать и пятьдесят фунтов, общей стоимостью пятьсот тысяч фунтов. По цюрихскому валютному курсу это соответствовало примерно десяти миллионам рейхсмарок. Вид такой огромной суммы денег вывел меня несколько из равновесия. Просмотрев несколько пачек, я пришел к выводу, что они не выглядели как только что отпечатанные. Некоторые даже имели вид, будто бы находились в обращении уже не один год. Потом я просмотрел наугад несколько номеров банкнот. Ни в одной из пачек не было номеров, шедших подряд. Таким образом, коллекция эта была отобрана весьма тщательно.

Только после этого я вскрыл конверт, лежавший сверху. В нем находилась расписка в получении денег на нескольких десятках листов, так как была помечена каждая из банкнот со своими номерами. Так что мне пришлось бы сравнивать каждую купюру на соответствие указанным номерам. От такой процедуры я, однако, отказался и подписал расписку, невзирая на опасность, что в случае какого-либо несоответствия, на мне повиснут миллионы денег. Для будущего, однако, сделал вывод непосредственно с фальшивыми банкнотами не соприкасаться. Этого решения я придерживался неукоснительно, так как, по сути дела, к самой акции с фальшивками прямого отношения не имел. Изготовлением продукции занимался шестой отдел управления, распределением — отдел экономики, а сбытом — организация Швенда, работавшая самостоятельно. Такой порядок сохранялся до самого конца.

От Шелленберга, воспринявшего мой успех со сладко-кислой миной, я узнал, что Кальтенбруннер лично распорядился нарушить этот установленный порядок, предоставив вышеупомянутый чемодан мне. Я в свою очередь поступил по-ребячьи, послав двух курьеров с банкнотами в Меран Швенду, не предупредив его о полученном согласии на его предложения. Даже Швенд, через руки которого прошли громадные суммы денег, как мне потом рассказывал Гребль, был несколько шокирован при виде фальшивых миллионов. Вместе с тем он испытал большую радость, получив согласие на свои профессиональные предложения и признание финансово-организационных способностей, приложив большие усилия для осуществления задуманного. Не столь легкомысленно, как я, он вместе с Греблем проконтролировал соответствие всех указанных номеров купюр, на что у них ушло целых два дня, в результате чего мои курьеры возвратились с задержкой.

Являясь руководителем организации по сбыту банкнот, Швенд теперь должен был находиться, как правило, в пределах досягаемости, а не останавливаться как разъездной коммивояжер в десятках различных мест. Он должен был иметь одно постоянное место пребывания, находившееся где-то на окраине и тщательно охраняемое, с помещениями для расположения надежных охранников и курьеров для связи с Берлином. Швенд нашел подходящий объект за две недели: это был замок Лаберс, находившийся примерно в часе езды от Мерано и расположенный среди садов и виноградников. Швенд приобрел этот замок и оборудовал его надлежавшим образом для своих нужд. Я же подобрал ему команду охранников из 24 солдат и унтер-офицеров войск СС во главе с оберлейтенантом, получившим тяжелое ранение и ставшим непригодным для использования в боевых частях. Официально организация Швенда в Лаберсе называлась «спецштабом 3-го немецкого танкового корпуса». Швенд считался поставщиком корпуса. В то время различные части и подразделения, дислоцировавшиеся за границей, пытались обеспечить поступление дополнительных материалов и прежде всего продовольствия, что, естественно, не совсем соответствовало служебным предписаниям, для чего назначали собственных закупщиков. Так что в положении Швенда не было ничего необычного, и его организация никому в глаза не бросалась.