– Пей чай, убожество!

– С бубликом?

– Я тебе когда-нибудь лгала? Хоть раз в жизни?

…профессор Кембриджского университета Саймон Блэкберн подверг сомнению правомерность нахождения в «чёрном списке» похоти. Сладострастие, считает профессор, нельзя осуждать, так как "восторженное желание сексуальной активности и сексуального наслаждения ради него самого – вовсе не грех, а жизнеутверждающая добродетель. " Да, время от времени похоть может выходить из-под контроля. Поэтому «лишь то сладострастие добродетельно, которое взаимно и контролируемо. » Своё мнение профессор выразил в рамках проекта, осуществляемого издательством Оксфордского университета «Oxford University Press», цель которого – позиционирование семи смертных грехов в современной жизни…

Размачиваю бублик в чае.

А то его еще грызть…

…Ватикан обновил список «семи смертных грехов», приведя его в соответствие с требованиями современности. Новые смертные грехи были перечислены архиепископом Джанфранко Джиротти в ходе проходившего в Риме семинара для священников. Выступая перед участниками семинара, Римский Папа Бенедикт XVI выразил свою обеспокоенность тем, что люди «перестали понимать суть греха». На вечные страдания в аду теперь обречены наркоторговцы, бизнесмены, обладающие «богатством неприличных размеров», а также ученые, манипулирующие с генами человека.

В интервью ватиканской газете «L'Osservatore Romano» архиепископ Джиротти заявил, что самыми опасными областями – с точки зрения смертного греха – являются биоэтические науки и экология. Также архиепископ зачислил в «величайшие грехи нашей эпохи» аборты и педофилию.

Бывший преподаватель моральной теологии в Папском университете, иезуит Джеральд О'Коллинс, приветствовал изменение списка «смертных грехов». «Мне кажется, что современные священники не вполне отдают себе отчет в том, что касается зла в нынешнем мире, – говорит О'Коллинс. – Они должны лучше представлять социальную составляющую греха и зла, а не думать о грехе лишь на уровне конкретного человека…»

Хоронили Шурку Литвина.

Я знал, что он долго болел. Даже знал, чем. Все собирался зайти, навестить – и медлил, откладывал. Словно боялся заразиться. Вот, навестил.

На 13-м городском кладбище.

Густая компания провожающих топталась у ямы. Рыдала Шуркина мать. Ее успокаивали две дочери. Отца, строительного воротилы, не было – свалился с микроинфарктом. Пьяненький кузен хотел произнести речь. Очень хотел. Его урезонивали шепотом. Шурка лежал в гробу спокойный, деловитый. Казалось, он собрался на работу, и только ждал, пока все уйдут поминать.

Отличный гроб. Двухкрышечный. Из азиатской вишни. Тонировка красная, глянец. Модель «WASHINGTON E-8-62 HR». Я специально подошел ближе, посмотрел на табличку. Такой гроб на хорошие бабки потянет. Тыщи три баксов. Надо было все-таки проведать Шурку при жизни. Венки, опять же. Гвоздика, роза, хризантема. Пятьсот баксов. Ирис, хризантема. Триста баксов. Дальше – искусственные. От тридцати до сорока.

Ленты вроде бы бесплатно дают. В нагрузку.

– Не подскажете, ленты дармовые?

– Какое там! – небритый дядька аж вскипел от зависти. – Пятнадцать долларов! Вы поняли? Пятнашка зеленью, и текст не более восьмидесяти символов. Жируют ритуальщики! Золотое дно…

Я быстренько посчитал в уме. 13-е кладбище – в центре города. Плюс поминки. Выходила очень привлекательная цифирка. Жаль, не моя. Мне на такие похороны пахать – не напахать. Зароют в сосновом, за окружной. Сотни за три на круг.

Эх, Шурка. Нет чтоб друзьям помочь. Взял и умер.

Земля тебе пухом.

– …сайт правительства, – шушукались сзади не по теме. – Зашел, гляжу…

– Что ты там забыл?

– Они ежегодно свои эмо-карты публикуют. Согласно закону.

– Знаю. Вместе с декларациями о доходах.

– Смотрел?

– Я и так в курсе. Усердие, щедрость, любовь. В дни заседаний – самоконтроль и воздержание. По выходным – смирение. Доброта – ежедневно. От 80% до 101%.

– Ага. А как в отставку, так все, как у людей. Жадность, гордыня, гнев.

– Ну не скажи. Процентовка остается. На прежнем уровне…

Попик затянул отходную. Узкогрудый воробышек, он басил Шаляпиным. Откуда и бралось? С другой стороны, мне его гонорар, я Карерасом запою. Кастратом Фаринелли. «Мерин» на въезде с Пушкинской – зуб даю, батюшкин. Там не панель – иконостас.

Я специально заглянул, когда мимо шел.

Надо было не «кулёк» заканчивать, а семинарию. С красным дипломом. Отбасил бы, подтянул рясу, врубил кондишн – и с ветерком… Стоп. Как-то оно сегодня заносит. У меня жадность, а завистью отдает. И еще чем-то попахивает.

Унынием?

Пощупал лоб – нет, здоров. Не хватало еще заболеть. Сейчас на лекарствах разоришься. Упаковка «Фервекса» дороже бутылки коньяка. Антибиотик – вообще караул. В больнице дерут, как с сидоровой козы. Медсестре дай, доктору дай, санитарка за так стакан воды не принесет.

Надо было в детстве закаляться.

– …грипп, – сказали сзади. – Новый.

– Ерунда, – возразили там же.

– Точно говорю. Из Сомали. Ихние пираты первыми заразились. А там пошло-побежало. Матросня в заложниках сидела, подхватила. Воздушно-капельным путем.

– Не половым?

– Хихоньки тебе… Выпустили заложников, те и разнесли: Швеция, Мексика, Венгрия. Уже до нас добралось.

– И что?

– Циклы сбивает. Недельные. Кто переболел, жалуется: не поймешь, что когда. По карте лень, а тебя от похоти трясет. Завалил бабу, снял штаны – глядь, уже гордыня. Не хочу об всякую шваль мараться. И лень опять же.

– Врут.

– Ну, не знаю. По телику сообщали. Мол, сперва крутит, путает, а дальше вообще лажа. Последствия, значит. Все невовремя, не по расписанию. Иногда вообще ничего.

– Это как?

– Я и сам не понял. Ведущий – идиот. Рекламная, говорит, пауза…

– Шурик не от этого умер? Не от гриппа?

– Не-а…

Я еще раз пощупал лоб. На всякий случай.

Нищий попался настырный. Он тащился за мной от самого кладбища. Простирал руки, точил слезу. Канючил, тряся кудлатой, отроду не мытой головой:

– На пропитание! Не местные!

Молчу. Прикидываюсь шлангом.

– Погорельцы!

Прибавляю шаг.

– Мама в больнице! Папа в тюрьме…

Не выдерживаю. Останавливаюсь.

– Жадность?

– Ага, – кивает честный нищий.