– Уровень?

– 33%.

– А у меня – 42%.

– По воскресеньям?

– Сам не видишь?

Нищий плюет мне под ноги и уходит прочь.

Хорошо, что мы не Авраменки. У них тоже гнев с гордыней – в один день, как у нас с Лидкой. Только процентовка – закачаешься! Найдут Анькины 79 на Славкины 84+ – туши свет, сливай воду! Наши жалкие 26 на 31 – курам на смех.

Зато ссоримся реже.

Хрен бы Авраменко в такой день согласился пса выгулять! А я – ничего. Я не гордый. То есть, гордый, конечно. Чероки – лучший пес в мире! Смотрите, завидуйте. Фу, Чероки! Брось гадость! Как тебе не стыдно? Учись у Дика: он никогда…

Куда?! Стой, животное!

Внял, зараза. Взял пример с Дика. Кошку, понимаете ли, Дик увидел! Ты ж вчера с Брыськой только что не лизался, кобелина! Или у тебя тоже циклы? Ну, загнали на дерево – дальше что? Так и будем скакать и лаять до вечера? Ой! Это не Брыська… Это ж Лярва! Ко мне, Чероки! На поводок – и домой, пока Эсфирь Львовна не объявилась. За свою Лярву она нас с тобой обоих на дерево загонит!

Что-то у меня гордыня сегодня не очень… Подкачала.

Дверь квартиры распахивается настежь:

– Я кого просила мусор выбросить?

Становлюсь в позу:

– Пушкина!

– Я тебе покажу Пушкина! Я тебя, в гроб сходя, благословлю! Ты у меня сам застрелишься, бездарь! Марш на помойку!

Пререкаться со вздорной бабой – ниже моего достоинства. И пойду! И выброшу! Пальцы стальным захватом смыкаются на пакете с мусором. Рвется тонкий полиэтилен.

– Еще на пол мне рассыпь!..

Лидка хмурит брови. Нетушки, актрисуля. Не верю. Одарив жену надменной улыбкой, я покидаю отеческий дом. Хлопаю дверью. Шествую по лестнице. С чувством собственного превосходства.

Начинаю гнусно хихикать. Индюк надутый! Придурок-муж из "семейного" ток-шоу для дебилов. Как жена меня терпит? Верно сказала: бездарь! И место мое – на помойке…

Самоуничижение – паче гордыни?

Возле мусорного бака стояли туфли. Черные. Лак, кожа "под чешую" – итальянские. Каблуки всего на треть стоптаны. В доме завелся олигарх? Сорит деньгами? Подарил бы мне… В последний момент я все-таки отдернул руку. У меня не жадность! И не зависть. Чтоб я туфли с помойки взял?! Гордыня, где ты? Ау! Да что ж это, блин, творится?!

В квартире было тихо. До звона.

– Лидок? Ты дома?

Тишина сгущается, ватой лезет в уши. Собственное дыхание кажется громом. Кто-то скулит. На кухне. Чероки? Кто тебя обидел?!

За столом сидела Лидка. Плакала, закрыв лицо ладонями.

Какие у нее тонкие пальцы…

– Что с тобой?

– Отстань.

– Ну извини меня, дурака. Я ж не нарочно…

– Не трогай меня… Пожалуйста.

Хоть бы вызверилась, что ли? Я б понял.

– Чего ты, Лид? Все нормально, все хорошо…

Она вдруг отняла руки от лица. Взглянула на меня в упор, смаргивая слезы. Будто впервые увидела.

– Ничего не нормально, Толя. Ничего не хорошо.

«Новый грипп. Интервью у Хачатуряна. Вирусолог, профессор. Адрес – ниже. Бегом!!!»

SMS-ка от шефа.

– Ну? – спросил профессор вместо «здравствуйте».

– Интервью, – напомнил я.

– Ну-ну…

И профессор убрел в недра квартиры.

Нервничая, я последовал за ним. Так меня встречали впервые. Попадались неврастеники, мизантропы, кретины, пижоны… Ноев ковчег. Вирусолог выбивался из общего ряда. Юркий, как ящерица. Мелкий, как разменная монета. Самодостаточный, как Мона Лиза.

А еще он был, что называется, выпивши.

С утра.

В кабинете царил мрак. Солнце без особого успеха тыкалось в задернутые шторы. Тени, силуэты; звяканье бутылки о рюмку. Мне профессор не предложил.

– Ну?

Разнообразием он не баловал.

– Угостите акулу пера?

– Легко.

Бутылка звякнула во второй раз. Нет, не жадность, понял я. Гордыня? Брезгует мелким репортеришкой? Вряд ли. Это у меня сегодня гордыня. Два гордеца сцепились бы еще на пороге. Хотя моя нынешняя гордыня…

Я задрал нос. Вышло не очень.

– Это лечится? – спросил я напрямик.

– Нет.

– Совсем?

– Абсолютно. Пейте, уже все равно.

Я сделал глоток.

– Бренди?

– Арцах. Армянская водка.

– Чем пахнет?

– Кизилом.

– Женщины такое любят.

– Такое люблю я, молодой человек.

И не похоть. Была бы похоть, среагировал бы на женщин. Или на меня, если гомик. Лень? Ишь какой живчик… И не гнев. Гнев я бы опознал сразу.

– Что теперь, Марк Эдуардович?

– Черт его знает. Приспособимся. Мы ж тараканы.

– В каком смысле?

– На нас дуста не изобрели.

– Думаете, пандемия?

– Я не думаю, молодой человек. Я знаю.

– Эмо-карты? Недельные циклы?

Профессор был краток:

– Плюнуть и растереть.

Вешайте меня, жгите огнем, лишайте премии, но лишь сейчас я сообразил, что за темный ангел встал на пороге. Это как же? Это что же? Значит, проснулся я во вторник, а гнева-то нет? Дал жене подзатыльник, и оправдаться нечем? Оторвался на Люське, а смягчающие обстоятельства – хрен с маслом? Что я скажу нищему в воскресенье, пройдя мимо? Мама родная – шпроты… Съел, и мучайся, да?

– Спасите, – шепнул я профессору. – Вы же специалист…

Горло свело, шепот сорвался.

– Работаем, молодой человек. На базе старого штамма вируса. Есть положительные результаты. В принципе, повторно заразиться «Грешником» – реально.

Хотите – верьте, хотите – нет, но я готов был руки ему целовать. При всей моей понедельничной гордыне. Жаль, на профессора сей порыв впечатления не произвел.

Он размышлял вслух.

– Реально, да. Но пики циклов «Грешника-2» – существенно выше. Придется вводить новую процентовку. Откалибруем за милую душу…

– Насколько выше?

– Раза в два. Что у вас с утра? Гордыня? Вот и прикиньте уровень.

Я прикинул. И содрогнулся.

– А если снова? Если опять циклы полетят к чертям?

– Разработаем «Грешник-3». Понадобится – и четвертый сделаем, и пятый. С такими пиками, что закачаешься. Наука, молодой человек, может все. Исследуешь, внедряешь, смотришь – все. Меняй белый халат на белые тапочки.