Ведя спор сама с собой относительно того, правильно ли она поступила, Анна дошла до машины, забралась внутрь и взялась за рычаг переключения скоростей, как вдруг у нее над самым ухом раздалось тихое:

– Извините…

Анна подскочила на месте, больно ударившись макушкой о крышу автомобиля, тихо охнула и обернулась.

– Ты зачем здесь? – не слишком приветливо спросила она, держась за ушибленное место и скривившись от боли.

– Простите, я хотела с вами поговорить, но, если отец увидит, он меня убьет.

– Вот так прямо и убьет?

– Нет, конечно, но синяков наставит обязательно. Смотрите.

Керри, а это была она, задрала длинный рукав своей блузки и продемонстрировала Анне несколько кровоподтеков на предплечье.

Анна присвистнула. Зрелище тонкой девичьей руки, покрытой багровыми синяками, действительно впечатляло.

– Ладно. Прости, что накричала, – смягчилась Аня. – Зачем я тебе понадобилась? Кстати, это ведь ты подслушивала в кустах?

Девушка кивнула и покраснела. Анна смутилась еще больше. Как заслужить улыбку Фортуны? Нет, в самом деле, почему одним она постоянно улыбается, как какая-нибудь кукла Барби, стереть улыбку с лица которой возможно только вместе с самим лицом, а другим демонстрирует… ну, если не задницу, то весьма недружелюбный оскал? Когда родилась Керри, эта капризная небожительница, очевидно, пребывала в самом паршивом настроении. С самого младенчества окружающие, превознося доброту и покладистый характер девочки, избегали говорить о ее внешности. Те, кто был настроен менее дружелюбно, откровенно говорили, что она уродлива. К сожалению, это было правдой. С этой девочкой не сработало даже старое доброе правило, гласящее, что из гадких утят непременно вырастают прекрасные лебеди. Увы, из нее выросло именно то, что должно вырасти из неуклюжего, длинноносого, криволапого утенка. В ее внешности не было ни единой черты, на которой можно было бы остановить взгляд, не содрогаясь от отвращения. Единственное, что было в ней безупречным, – это характер. Керри была доброй и отзывчивой, всегда готовой помочь всякому, кто попросил бы ее об этом.

Никто не знал, что творилось в душе бедной девочки, просто потому, что ни единого раза с ее губ не слетело ни единой жалобы, хотя она не могла не понимать, что в ее присутствии даже самая последняя дурнушка выглядела привлекательной. Было бы, наверное, даже справедливо, если бы она возненавидела весь белый свет из-за своего уродства, но она всегда казалась приветливой и милой, так что горожане только диву давались подобной кротости нрава.

Анна почувствовала прилив жалости к несчастному ребенку и спросила гораздо ласковее, чем собиралась:

– Расскажи мне наконец, о чем ты хотела поговорить?

– О Саре Ингерсол. Вы ведь о ней спрашивали?

Анна насторожилась.

– Что ты о ней знаешь? – осторожно спросила она.

– В общем-то, немного, – призналась девочка неохотно. Было видно, что ей очень хочется заинтересовать Анну, и она мучительно соображает, как лучше это сделать. – Я знаю кое-что о Саре такое, что вам не расскажет никто в нашем городе. – Анна уловила в ее голосе вызов.

– Вот как? Ты знаешь что-то, чего не знает никто?

– Знают как раз все, но ни за что не расскажут. Особенно вам.

– Почему?

– Потому, что вы чужая.

– Что ж, это справедливо, – кивнула Аня. – А почему ты хочешь рассказать то, о чем чужим говорить не следует?

– Не знаю, – призналась девочка, кусая губы. – Вы необычный человек. Я это чувствую.

– Не понимаю…

– Ваши глаза…

– Ну, в вашем городе достаточно необычных глаз, – улыбнулась Аня, имея в виду разный цвет радужной оболочки. Кстати, она обратила внимание, что у Керри глаза располагались «неправильно» – голубой был «не с той» стороны, что, если верить Дороти Спарк, должно было означать, что Керри – прирожденная колдунья, чего сама Анна ни при каких обстоятельствах утверждать бы не стала.

– Так почему тебе кажутся необычными мои глаза? – еще раз спросила она.

– Я неправильно выразилась. Не глаза, а взгляд. – Девочка помолчала, подбирая нужные слова. – Он не человеческий, затягивает, будто омут. Вы не сердитесь?

– Нет. – Анна покачала головой и озабоченно подумала: когда же это она прокололась и позволила этой наблюдательной девочке заметить необычное воздействие своих глаз? Обычно она строго контролировала себя и по-возможности старалась не смотреть подолгу в глаза кому бы то ни было, но не в этом случае. Оправдываться было бесполезно. Любые объяснения только ухудшили бы ее положение, поэтому Анна сочла за лучшее промолчать, ожидая, что девочка продолжит разговор сама. Так и произошло.

– Вы знаете, Сара тоже была необычной женщиной, – призналась Керри. – Но не такой, как вы: она была страшной. Все считали, что она ведьма и страшно боялись ее. К счастью, в последние годы Сара редко выходила на улицу: возраст давал о себе знать. Но когда она все же выбиралась из своего дома, то матери загоняли детей по домам. Даже собак старались забрать во двор. Когда Сара пропала, все вздохнули с облегчением. После нее остался дом, но никто не хотел там поселиться, хотя дом крепкий, а в нашем городке полно тех, кому бы пригодилось хорошее жилье. К сожалению, ваша подруга ничего не знала о бывшей хозяйке, когда снимала его.

– Так вот почему он стоил так дешево?

Керри кивнула.

– Скажи, а почему ты не предупредила об этом Лелю? Вы ведь, кажется, дружите?

– Я не знала, как, – призналась девочка. – Она бы не поверила. И мне не хотелось, чтобы она считала меня суеверной.

Анна понимала ее. Вряд ли у Керри было много подруг. Во-первых, из-за слишком строгого отца, во-вторых, из-за ее отталкивающей внешности. Подружившись с веселой и общительной Лелькой, Керри боялась отпугнуть ее неосторожным словом и терзалась от необходимости сказать правду о доме и невозможности это сделать.

– Спасибо, что ты предупредила меня, – поблагодарила Анна.

– А вы не скажете Леле, что это я вам рассказала?

– Конечно, нет.

– Спасибо. Можно я еще спрошу?

– Пожалуйста.

– Вы не заметили ничего странного в доме Сары?

– Нет. Мне кажется, что жители вашего городка несколько преувеличивают способности Сары. Наверное, она была вполне безобидной старухой. Так что не беспокойся, все будет нормально. Договорились?

Ане показалось, что Керри ответила на ее слова каким-то странным взглядом. В нем неожиданно проскользнуло выражение, очень похожее на жалость и снисходительность. Но, прежде чем Анна успела разобраться в значении этого взгляда, Керри уже опустила глаза, прикрыв их редкими белесыми ресничками. Она почувствовала, что девочка рассказала далеко не все, но ее намерение продолжить разговор не осуществилось: Керри, точно испуганная птичка, выпорхнула из машины и скрылась в густых кустах, росших вдоль дороги.