Он горячо пожал руку доктору Винчестеру, который поднялся, чтобы уходить.

На какое-то время оставшись в одиночестве, я задумался. Мне казалось, что мир вокруг меня беспредельно велик. Единственная крохотная точка, которая вызывала мой интерес, была лишь пятнышком в безграничной пустоте. Снаружи и вокруг была темнота, полная затаившихся опасностей, которая давила со всех сторон. Центральной фигурой в нашем маленьком оазисе была сама красота. И эта фигура стоила того, чтобы ее любить, чтобы свернуть ради нее горы, чтобы умереть за нее!..

Мистер Корбек вскоре вернулся и принес книгу, которую нашел-таки на том же самом месте, где она была три года назад. Вложив в нее несколько бумажных закладок в тех местах, где мне следовало читать, он вручил ее мне со словами:

— С этой книги начинал мистер Трелони, с этой книги начинал я, и у меня нет сомнения, что и для вас она послужит началом увлекательного исследования, чем бы все ни закончилось. Если кому-нибудь из нас вообще суждено когда-либо увидеть конец.

У двери он остановился:

— Я бы хотел взять назад кое-какие свои слова. Детектив — славный малый. То, что вы мне о нем рассказали, выставляет его в ином свете. В подтверждение этого могу лишь сказать, что теперь я могу спокойно идти спать, оставив лампы под его присмотром.

Когда он вышел, я надел респиратор и, захватив книгу, отправился на дежурство в комнату больного.

Я положил книгу на маленький столик, на котором стояла затененная лампа, и отодвинул в сторону экран. Таким образом, на книгу теперь падал свет, но я мог в любую секунду увидеть кровать, сестру и дверь. Нельзя сказать, что условия были комфортными или подходящими для внимательного изучения темы, требующей концентрации мыслей. Это была книга, написанная на голландском языке и изданная в 1650 году в Амстердаме. Кем-то между строк был вписан дословный перевод, в основном на английском, причем английское слово стояло под соответствующим голландским, так что из-за грамматических различий между языками даже само чтение перевода оказалось непростым делом. Приходилось постоянно перебегать глазами с начала предложения в конец и обратно. Да еще и расшифровка непонятного почерка двухсотлетней давности. Впрочем, через какое-то время я заметил, что мне уже намного проще воспринимать английские слова, выстроенные по голландским конструкциям, а когда я немного привык к почерку, моя задача еще больше упростилась.

Поначалу окружающая обстановка и опасение того, что мисс Трелони может неожиданно войти в комнату и застать меня за чтением книги, слегка беспокоили меня. Перед тем как доктор Винчестер ушел, мы между собой решили, что не следует ее посвящать в ход предстоящего расследования. Мы посчитали, что для женского разума столкновение с подобной загадкой может вызвать шок, и, кроме того, она, как дочь мистера Трелони, могла оказаться в неловкой ситуации впоследствии, если бы пошла на прямое нарушение его указаний, даже если бы всего лишь знала об этом. Но когда я вспомнил, что ее дежурство начиналось в два часа и раньше она появиться не должна, я успокоился. У меня впереди было почти три часа. Сестра Кеннеди сидела в своем кресле у кровати, внимательно и терпеливо следя за происходящим. На лестничной площадке тикали часы, слышен был звук и других часов в доме; шумы городской жизни, текущей за окном своим чередом, сливались в однообразный отдаленный гул, который время от времени превращался в грохот, когда западный ветер доносил сюда скопление звуков. Впрочем, все равно преобладала тишина. Свет, падающий на мою книгу, и умиротворяющая зелень шелковой бахромы на абажуре лампы усилили сумрак, окружавший меня. С каждой прочитанной строчкой он казался все глубже и глубже. И когда очередной раз взглянув на больного, я вновь опускал глаза на страницу, она казалась мне ослепительно-белой. Впрочем, в конце концов я так погрузился в чтение, что все мое внимание сосредоточилось на книге.

Сочинение принадлежало перу некоего Николаса Ван Гайна Хорнского. В предисловии он рассказывал, как, увлеченный книгой под названием «Пирамидография», принадлежавшей перу Джона Гривза из Мертоновского колледжа, сам отправился в Египет, где так заинтересовался его чудесами, что несколько лет жизни потратил на посещение различных загадочных мест и на исследование руин многих древних храмов и захоронений. Из уст арабского историка Ибн Абд аль-Хокина ему довелось услышать множество историй о строительстве великих пирамид, некоторые из них он записал. Их я читать не стал, а сразу перешел к следующей закладке.

Как только я приступил к чтению новой главы, у меня появилось тревожное ощущение какого-то воздействия. Раз или два я бросил взгляд в сторону сестры, посмотрел, не пошевелилась ли она, ибо мне показалось, что рядом со мной кто-то находится. Сестра сидела на своем месте, как всегда настороже, так что я вновь сосредоточился на книге.

В этой части рассказывалось о том, как, за несколько дней преодолев горы на востоке Асуана, путешественник оказался в определенном месте. Далее я приведу его слова без изменений, передав их перевод на современном языке:

«Ближе к вечеру мы подошли ко входу в узкую, глубокую долину, простиравшуюся на восток и запад. Я хотел продолжить по ней путь, потому что солнце, к тому моменту почти опустившееся за горизонт, осветило широкий проход за сужающимися холмами. Но феллахи наотрез отказались входить в долину в такое время, объясняя это тем, что ночь может настигнуть их еще до того, как они успеют пересечь ее. Поначалу они ничем не объясняли причину своего страха. До сих пор они следовали за мной, куда бы я ни пожелал отправиться, в любое время, без колебаний. Под нажимом они признались мне, что это место называется Долиной Колдуна и туда никто не может ходить ночью. Когда я попросил их рассказать мне о Колдуне, они отказались, заявив, что у него нет имени и им ничего о нем не известно. Однако на следующее утро, когда солнце встало и осветило долину, от страха не осталось и следа. Они сообщили мне, что в древние времена (они использовали выражение «миллионы миллионов лет назад») здесь был похоронен Великий Колдун. Это был то ли царь, то ли царица, они не знали точно. Имя они не смогли назвать, поскольку продолжали настаивать, что имени нет и каждый, кто осмелится дать ему имя, угаснет при жизни так, что после смерти от него не останется ничего, что могло бы вновь возродиться в Другом Мире. Пока мы пересекали долину, они держались плотной группой и быстро шли впереди меня. Никто не осмелился идти позади. В свое оправдание они заявили, что руки у Колдуна длинные и идти последним опасно. От этого, мне не стало лучше, поскольку мне самому пришлось занять почетную позицию замыкающего. В самом узком месте долины, на южной стороне, возвышалась огромная отвесная каменная скала. Ее поверхность была гладкой и однородной. Вся она была испещрена кабалистическими знаками, фигурами людей и животных, рыб, рептилий и птиц, символами солнца и звезд и бесчисленными другими старинными символами, многие из которых изображали отдельные части тела: руки и ноги, пальцы, глаза, носы, уши и губы. Эти загадочные знаки не смог бы расшифровать и сам ангел-хранитель в Судный день. Скала была обращена прямо на север. В ней было что-то настолько странное, настолько не похожее на все остальные горы, украшенные вырезанными письменами, которые мне доводилось видеть раньше, что я распорядился остановиться и провел остаток дня, изучая скалу через подзорную трубу. Египтяне в моей группе были чрезвычайно взволнованы и пытались всеми способами заставить меня следовать дальше. Я оставался на этом месте до раннего вечера, когда уже отчаялся отыскать вход в гробницу, которая, по моим предположениям, должна была там находиться. К тому моменту мои люди дошли почти до бунта и я был попросту вынужден покинуть долину, если не хотел остаться один без сопровождения. Но про себя я решил, во что бы то ни стало отыскать захоронение и исследовать его. Затем я проследовал дальше в горы, где повстречался с арабским шейхом, который согласился помочь мне. Арабы не так суеверны, как египтяне, так что шейх Абу Сам и его люди решились принять участие в моих исследованиях.