Подле Иланафа сидела миловидная, но чудовищно бледная молодая особа с пикантными родинками (или мушками? ― на таком расстоянии разобрать Эгину не удавалось) над верхней губкой. Ее русые волосы были заплетены в четыре косы, а ее взгляд был стыдливо опущен. Где-то он ее уже видел, эту скромницу. Одна из подруг Иланафа? Одна из его соседок по Желтому Кольцу? Нет. Служанка Вербелины? Но в тот момент, когда Иланаф стал подниматься со своего места, для того, вероятно, чтобы похлопать по плечу оклемавшегося «друга и коллегу» Эгина, девушка с четырьмя косами как-то очень по-детски стала удерживать Иланафа за рукав, стремясь предотвратить действие, смысла и значения которого она, русоволосая, не понимала. Удерживать за рукав. «О Шилол!» ― мысленно возопил Эгин, который уже видел это или почти это однажды. В Алом Театре. Когда малахольные Эллат и Эс-тарта сводили счеты перед финальным поединком на жестяных мечах. Только на месте Иланафа был Ард оке Лайн, убитый им, Эгином, днем позже. Это была она.

«Общество, приятное во всех отношениях». ― Эгин потер виски, как будто это в принципе могло помочь. Итак, он знал всех, кроме любовника Вербелины. Да и о самом существовании такового он до сегодняшнего дня тоже не подозревал.

– Милостивые гиазиры, ― начал Эгин, когда Иланаф уселся на подушки рядом с ним и все взоры снова обратились на Эгина. ― Мой друг Иланаф представил меня вам, но я по-прежнему нахожусь в неведении относительно ваших имен и титулов. Не сочтите за наглость, но…

– Ты прав, ты прав, ― осклабился Знахарь, вставая.

Затем он, обогнув стол, направился прямиком к Эгину.

– Меня зовут Шотор. Я… это, типа Знахарь Свода. Стало быть ― коллега. А сейчас, ― Знахарь положил свою белую длиннопалую руку на темя недоумевающему Эгину, ― я сделаю так, что ты перестанешь втыкать тут прямо за столом.

Насколько мог заметить Эгин, слово «втыкать», кстати сказать, совершенно не вязавшееся со званием того, кто его произнес, вызвало некое оживление среди трапезничавших. Вербелина мило хохотнула, седой прыснул в усы, а Иланаф расплылся в улыбке. Эгин знал эту улыбочку за Иланафом. Она свидетельствовала о том, что его товарищ осушил не меньше половины пузатого кувшина с молодым аютским. Стало быть, и остальные тоже навеселе. Однако же Знахарь был Знахарем, и липкая тяжесть вмиг оставила голову Эгина.

– Спасибо, ― сказал Эгин и снова прикусил язык. В его положении не стоит болтать.

Знахарь уселся рядом с Эгином, и заговорил седоволосый и сухопарый друг Вербелины.

– Я, милостивый гиазир, Дотанагела. Пар-арценц Опоры Писаний. Дотанагела ― мое настоящее имя. Так же, как Эгин ― ваше. Мы должны доверять друг другу, иначе все, что здесь происходит, становится совершеннейшей бессмыслицей.

У Эгина перехватило дух. Пар-арценц! О Шилол! Да когда такое было, чтобы рах-саванн сидел за одним столом с пар-арценцем! Это так же нелепо, как князю играть в кости со своими сокольничими. Но виду он, разумеется, не подал, а только вежливо промямлил что-то об огромной чести, которую Дотанагела оказал ему своим доверием… Да, Вербелина совсем не та дурочка, которой хочет иногда казаться! Спать с пар-ар-ценцами Свода Равновесия сладостно и почетно, даже если титул последних отягощен мужским слабосилием. Но на этом Эгин осекся. Не ровен час Дотанагела способен читать мысли.

Оставался открытым еще один принципиальнейший вопрос. Знает ли пар-арценц о том, что его подруга Вербелина до вчерашнего утра состояла в связи с ним, Эгином? Впрочем, этот вопрос лучше отложить.

Странные все-таки вещи этот пар-арценц ― а это был, несомненно, он ― говорил про магию и жуков-мертвителей. Скольких простаков он обрек на смерть за подобные славословия?

Дотанагела, разумеется, улыбался. Ну да много ли стоит эта дружественная улыбка на лице такого человека, как Дотанагела?

– А со мной вы уже знакомы, ― на правильном, но отягощенном каким-то необычным акцентом варан-ском языке сказал капитан. ― На всякий случай напомню, что меня зовут Самеллан.

– Я помню, ― совершенно честно сказал Эгин. Не запомнить такое странное лицо и такое необычное имя было просто немыслимо. Особенно для офицера на задании.

Когда все мужчины представились, настала очередь женщин.

– Я ― Вербелина исс Аран, ― защебетала Вербелина с целомудренной улыбкой. По всему было видно, что открывать пар-арценцу подробности и даже сам факт знакомства с Эгином она не намерена.

Эта игра показалась Эгину самоубийственной. Водить за нос пар-арценца! О Шилол! Но отступать было поздно. И говорить: «А разве вы меня не помните, госпожа Вербелина?» ― тоже. Либо Вербелина сама толком не понимает, кого морочит и кому наставляет рога, как не понимает, чем это чревато, либо… Но размышления об этом были неуместны. Ой как неуместны! Хорошо хоть она и впрямь Вербелина, а не какая-нибудь Гаэт. Еще не хватало, чтобы и она оказалась его коллегой из какой-нибудь Опоры Безгласых Тварей. А может, она и есть коллега, только…

– Меня зовут Авор, ― тихо отрекомендовалась девушка с четырьмя косами. ― Я вас помню. Мы как-то виделись в театре…

Если бы привычки краснеть, бледнеть, зеленеть, попав в неловкое положение, не вышиб у шестилетнего Эгина наставник вместе с мыслями о радостях семейной жизни, он скорее всего покраснел бы. Но вовсе не от осознания того, что мужчине этой русоволосой тихони он собственноручно отрубил голову на глазах у двух сотен зевак. А от воспоминания о сцене в Алом Театре. Таким дерзким хамом, каким тогда выглядел Эгин перед не посторонней, но и не виновной в преступном магическом баловстве Арда девушкой, он никогда не представал перед женщинами.

– Ну ладно, милостивые гиазиры, ― Знахарь опорожнил свой кувшин и наполнил чашку, тем самым подавая пример остальным. ― У нас есть дела поважнее, чем церемониальные расшаркивания. А это значит ― надо выпить.

Все молча согласились. Эгин тоже кивнул, одновременно с этим сознаваясь себе, что по-прежнему ни-чегошеньки не понимает. Неужто «Зерцало Огня» превратилось в прогулочный парусник для пар-арценцев и офицеров Свода и их миловидных подруг? Неужто все эти славные люди собрались здесь, чтобы попировать и пощекотать нервы крамолой? «Хорошо хоть голова не болит», ― сказал он себе, протягивая руку за кувшином.

– Интриговать вас далее, Эгин, не имеет смысла. Либо вы становитесь нашим единомышленником и беспрекословно подчиняетесь моим приказам, либо вы покойник, ― начал Дотанагела, опустив чашку на столик.

Эгин кивнул. В покойники он не торопился.

– Иланаф спас вам жизнь тремя часами раньше. Но теперь таких полномочий у Иланафа нет. Так что решать будете вы, Эгин, ― Дотанагела откинулся на подушки и добавил: ― И я, разумеется, тоже.

Эгин снова кивнул. Что еще он мог сделать?

– Итак, как вы, наверное, уже догадались, вы на борту корабля, команда и пассажиры которого предали князя и истину, ― продолжал невозмутимый пар-ар-ценц Опоры Писаний. ― Сегодня вечером мы покинули Пиннарин, чтобы больше не возвращаться в него никогда. Князь, гнорр Свода, все варанские уложения не имеют здесь никакой власти, Эгин. Если хотите, мы изменники, предатели, перебежчики. Эти слова тоже не значат здесь ничего. И я как пар-арценц Опоры Писаний подтверждаю это. «Зерцало Огня» следует в Хар-рену, ибо харренский сотинальм обещал мне, и нам всем, свою защиту и покровительство. Ваше положение, Эгин, таково, что вы можете либо отправиться в Тардер вместе с нами, либо умереть. Причем совершить этот выбор вы должны тотчас же и не колеблясь.