стали заниматься сберегательные кассы Народного банка. На этом полисе стояла печать Госстраха. Значит, выдан уже при новой власти. Вера, заметив его у меня в руках, рассеянно пояснила:

– Теперь это можно, и мы оформили. У меня есть такой же на Агнессу.

Я просмотрел оставшиеся бумаги, выдвинув ящик полностью. Несколько фотокарточек, пустые конверты. И записная книжка в бордовой мягкой коже.

– Это книжка Нессы, – отозвалась Вера, перебирая фотокарточки в ящике. – Здесь еще была карточка Германа. Моего брата.

– Ее первого мужа, я помню.

– Не нахожу ее. Но неважно. Может, она в альбоме.

Задвинув ящик, Вера смотрела, как я листаю записную книжку. Хозяйственные записи, даты. Вложенный черновик письма, я пробежал глазами – обычные расспросы о здоровье, делах. Несколько последних страниц был вырваны. Но на чистых листах остался слабый оттиск, Агнесса, видно, энергично надавила на карандаш. При помощи мягкой кисти для проявления пальцевых отпечатков и порошка я прояснил надпись, вдавленную карандашом. Простейший способ, но действенный.

– Взгляните, вот тут была, очевидно, пометка – время, день, дальше несколько букв, но нечитаемо. Что это может быть?

Вера посмотрела.

– Скорее всего, портниха. Ателье в здании бывшей гостиницы. Агнесса часто у нее бывала. Вот, – она кивнула на круглую коробку на самом верху платяного шкафа, – не так давно забрала берет. Они сейчас в моде, а он, представьте, как оказалось, линяет! Ткань плохо выкрашена. Агнесса была в бешенстве, грозилась устроить скандал и забрать деньги. Ох, что же я говорю, – Вера вдруг тяжело опустилась прямо на кровать. Схватилась за щеки руками. – Знаете, мы перед тем, как они уехали, повздорили. И она первая подошла помириться, а у меня были пальцы в муке, и я от нее отмахнулась.

– Вера Леонтьевна, уверяю вас…

– Не хочу! Не буду ничего слушать. Простите, мне это тяжело. Вы хотели посмотреть ее вещи, письма – смотрите! Я уйду, не стану мешать.

Она вышла, не закрыв дверь. Я мельком посмотрел шляпные картонки, распахнул шкаф. На столике розовый круглый след от коробки, пудра «Ориган ТЭЖЭ, Трест «Жиркость» – прочел я мелкие буквы на обороте. Щетка для волос. Обычный женский набор, насколько я мог представить. Крышки флаконов граненого стекла торчат карточными пиками. «Мизер как трамвай – ушел один, придет следующий», – всплыла карточная присказка. Здесь был на самом деле мизер, но в другом смысле. С собой я забрал записную книжку Агнессы Нанберг, письма и конверты, которые нашел в ящике бюро. Когда я выходил, на лестнице послышался размеренный стук подкованных сапог. Вернулся шофер Петя. Поздоровавшись, потащил свертки в общую кухню, заговорил с Верой о хозяйственных делах.

Портниха

Бывшая роскошная гостиница «Большая Московская» выступает далеко от фасада, перекрывая тротуар на всю ширину навесом каретного подъезда. Парадным входом гостиница смотрит на городской сад. Высокое, в четыре этажа, здание, построенное в духе эклектики. В Ростове это означало, что для отделки собрано все, что пришло заказчику в голову, с целью показать шик. Как говорил один из местных купцов, «деньги архитектору не ренессанс платит, а я». Однако с гостиницей вышло неплохо. Вазоны, маски и колонны, собравшись вместе, производили впечатление неожиданной гармонии. До семнадцатого года «Большая Московская» считалась одним из самых дорогих и комфортабельных заведений, здесь сдавались «60 наилучших номеров» и ночевали все гастролирующие знаменитости. Но в городе гостиницу все считают неудачливой. История ее появления поразительна даже для Ростова, славящегося феноменальными сделками. Построили «Большую Московскую» на деньги армянского купца, проживающего в Индии. Скончавшись там, купец завещал часть своего баснословного состояния армянам Нахичевани-на-Дону. Причины его щедрости достоверно не известны. Известно лишь, что борьба за наследство велась не на шутку. Англичане в Калькутте решили деньги не отдавать и затеяли суд. Однако всего лишь один армянин, посланный в Индию, разбил аргументы суда. Но когда прибыл с триумфом на родину, то оказалось, что почти все наследство он растратил. А на часть средств приобрел еще и носорога, городские власти были вынуждены изыскивать сено для содержания животного. То, что осталось от денег, передали попечительскому обществу заботы о бедных армянах Нахичевани. Бедные армяне Нахичевани решили, что их дела поправит роскошная гостиница, и пустили на ее сооружение все средства индийского купца. Построили и отдали ее в управление греку, оказавшемуся предприимчивым жуликом. Сдав помещения гостиницы в аренду и собрав деньги, он навсегда покинул гостеприимный Ростов-на-Дону, где многие мечтали свести с ним счеты. Тогда и заговорили, что калькуттское наследство несчастливое. После того как город заняла Красная армия, здание «Большой Московской» национализировали. Устроили там коммунальные квартиры, а часть номеров просто сдали на длительный срок. Уже нет французского ресторана с летней террасой на балконе. Но холл по-прежнему смотрится солидно. Пол натерт до вполне старорежимного блеска. Так же пахнет печеной сдобой в кофейной Филиппова, работают магазины. Правда, вместо банкирского дома «Чахиров и Ко» – кооперативная лавка Единого Потребительского общества. Но швейная мастерская «Жюль Гармидер» на месте как ни в чем не бывало.

Никакого Жюля нет и никогда не было. Владелица мастерской – известная всему городу Нина Давидовна Гармидер-Шнейдер, вдова виртуоза-портного Шнейдера. Ее покойный муж, приказчик галантерейного магазина, выучился у французов и открыл на Большой Садовой ателье и магазин «Дамское рукоделие». После его смерти дело перешло к жене. Судя по записям, Агнесса Нанберг бывала здесь очень часто. Через зал с зеркалами меня провели в саму мастерскую. В большой комнате пахло мокрой тканью и утюгом. За столами с материей несколько девушек работали ножницами. У окна с видом на Садовую – коричневые манекены, утыканные булавками. Зыкин, которого пришлось взять с собой как агента, «выделенного мне в помощь», вытащил из одного манекена булавки и обрушил приколотый ворох ткани. Хозяйка ателье, высокая, внушительная, с удивительно гладким для ее возраста лицом и высокой прической из седых кудрявых волос вышла нам навстречу. На зеленом ее платье были нарукавники, как у бухгалтера, и булавки.

– А! Я вас, молодой человек, знаю. Вы жилец Боруха? Работаете в милиции. Его жена говорила мне. Она мне вас даже и показала, когда я была у них.

Жена настройщика, у которого я снимал комнату, работала в мастерской.

– Она сказала, вы интеллигентный мальчик, зачем же вы пришли? Не за тем же, чтобы пошить брюки. Хотя новые брюки, уже скажу вам прямо, вам бы не помешали, – она рассматривала меня наметанным цепким глазом, одновременно с этим дав знак девушкам выйти. – У вас хороший рост, но на такого худого мужчину много материала не нужно, можно построить хорошие брюки недорого. У нас как раз есть превосходный тон,