— А что из себя корчила! — покачал я головой. — Прям-таки удав… Раздавить?

— Нет, — мстительно сказал Петров. — Я её с собой возьму и изучать буду. Может, приборы какие-нибудь отклонения от нормы покажут… До-олго изучать буду…

— Дело твоё, — согласился я и отошел к окну, за которым слышались чьи-то голоса.

Во дворе стоял желтый милицейский «уазик», и два сонных сержанта с кислыми выражениями на лицах выслушивали жалобные причитания уже знакомого мне прораба. Бегая вокруг компрессора кругами, он возмущенно размахивал руками и вопил с достойной похвалы Станиславского искренностью:

— Все украли! Все унесли! По миру пустили! Что я начальству скажу?! Компрессор нашли, а кто мне остальное вернет?! Кто гвозди и телогрейки отыщет?! Цемент, инструменты, сапоги — все унесли! Без штанов оставили!.. Найдите мне их! Слышите: найдите мне этих подлецов!.. Третий раз за месяц обчищают! Найдите! Я хочу посмотреть в их вороватые глаза!..

— Уходим через окно, — сказал я Петрову. — С этой стороны нас ждёт ещё одна толпа вурдалаков…

Петров кивнул, спрятал коробок из-под спичек с шуршащей внутри гусеницей в карман, и мы вылезли в окно, выходящее на другую сторону замка…

* * *

Со вздохом облегчения я распахнул двери своего кабинета и, сняв плащ, опустился на поскрипывающий диван.

— Никогда ещё так не радовался приходу на работу, — признался я. — Это же самое настоящее счастье: прийти утром на работу и знать, что сегодня тебя ждут самые обыкновенные, милые «домушники», «медвежатники» и «щипачи»… Никакой чертовщины!..

Я отомкнул сейф, бросил туда чашу и вновь запер его, демонстративно спрятав ключ в карман.

— Вот так, — сказал я Петрову. — И больше никаких магов… Ого! Девять часов утра! С минуты на минуту появится Калинкин… Нужно срочно почистить пистолет, да и самого себя в порядок неплохо было бы привести. Если шеф что-нибудь неладное заподозрит — выпьет всю кровь не хуже любого вампира…

— А я пойду и постараюсь дозвониться до своего начальства, — устало сказал Петров. — У меня ведь тоже есть свой «Калинкин»… Я скоро.

— По мне, хоть вообще не возвращайся, — проворчал я ему вслед. — С этого дня ты ассоциируешься у меня с монстрами и вурдалаками…

Я откинулся на спинку дивана и утомленно прикрыл глаза. Вся усталость, накопившаяся за эти сутки, разом об рушилась на мои плечи.

«Нужно поставить чайник на электроплитку, — сонно подумал я. — Если я не выпью крепкого чая, то засну прямо на утреннем совещании у Калинкина… Сейчас бы вздремнуть часок-другой…»

Какой-то шорох послышался рядом. Я открыл глаза и с удивлением уставился на четырёх благообразного вида старичков, стоящих посреди кабинета и молча наблюдающих за мной.

«Вот пенсионерам не спится, — подумал я. — Ни свет ни заря, а уже на ногах и в отделении… Сейчас будут рассказывать о хулиганах, выкручивающих лампочки в подъезде и орущих по ночам песни во дворе. Но как они тихо вошли!.. Или это я ненароком задремал?»

— Присаживайтесь, — предложил я, с трудом сдерживая зевоту. — Слушаю вас.

Старички даже не двинулись с места, не сводя с меня заинтересованных взглядов.

«Нет, лампочками в подъездах здесь не обойдется, — догадался я. — Обычно после такой «рекламной паузы» наступают воспоминания о «славных годах юности, когда старость ещё уважали, а молодежь мечтала быть космонавтами и колхозниками». А потом с жутким видом поведают мне о каком-нибудь «зловещем преступлении». Скорее всего, у кого-нибудь из них хулиганы сломали в подъезде почтовый ящик. Или, чего доброго, подожгли дверь… В этом случае вообще начнется что-то невообразимое… Необходимо их как-то успокоить. Напомнить что-то «родное, лирическое»… Что я помню из марксизма? «Призрак бродит по Европе…» О, нет! Только не призраки…»

— Я внимательно слушаю вас, — повторил я.

— Мы — Совершенные, — на удивление ясным и твердым голосом сообщил мне один из старцев.

Я изобразил на лице восхищение и восторг, тщетно пытаясь побороть сонное состояние и вспомнить, в каких партийных структурах представляли к столь громкому званию.

«Заслуженные, народные, персональные, почетные, — перечислял я про себя, — орденоносные, выдающиеся… Нет, не помню…»

— Приятно удивлен, — сказал я. — Конечно же, мы перепрыгнем через собственную голову, чтобы в течение ближайших дней разрешить все назревшие у вас проблемы. Ваше дело будет немедленно принято к производству, и двадцать пять наших лучших сотрудников немедленно приступят к расследованию… А теперь прошу вас пройти в кабинет номер три, куда через полчаса подойдёт дежурный оперативник и запишет все ваши показания…

— Мы — Хранители Грааля, — сказал старик.

— Очень хорошо, — автоматически продолжил я свою сонную тираду. — Конечно же, мы… Что?!

— Это мы в 1244 году тайно вынесли из замка Монсегюр Святой Грааль, — спокойно подтвердил старик. — Судьбе угодно было продолжить своё испытание, лишив нас нашей святыни. Мы не сумели уберечь нашу реликвию, и за это семьсот лет разыскивали её по всему свету… И вот теперь этот день настал… Мы благодарим вас за спасение Грааля и возвращение его истинным Хранителям.

— Какого Грааля? — притворно удивился я. — Дедушки, вы что-то путаете. Это — отделение милиции. Если вы пришли с заявлением — обращайтесь в кабинет номер три, там вас примут. Если же вы по вопросам религиозных культов, то вы попали не по адресу.

— Вы — Страж, — утверждающе заявил старик. — Мы видим это. И нам известно обо всем, что произошло. Вы рисковали собой, спасая нашу святыню, и за это мы хотим сделать вам ответный подарок… Запомните: возрождающегося Аримана всё же можно будет вернуть в царство теней. Но сделать это возможно только в течение первых трёх дней после его возвращения в этот мир. Только одного боится он — копья Одина, хранящегося в катакомбах лавры. Ключом к тайнику послужит камень Изиды. Помните об этом, когда придется вступить с ним в схватку… А теперь, прошу, отдайте нам чашу…

— Я ничего не понял из того, что вы тут сказали, — при знался я. — Но если вы и впрямь идеальные…

— Совершенные, — поправил старик.

— Да, те самые Совершенные, которым было поручено хранить Грааль, то какого же… Почему вы не вмешались, когда чаша оказалась у Жеводана?! Это была ваша обязанность, а не моя, а отдуваться пришлось именно мне…

— Мы не могли нарушить главный принцип нашей веры: непролитие крови. Даже перед лицом смерти наши собратья отказывались пролить кровь невинного существа. Когда крестоносцы предложили выбирать оставшимся в живых защитникам замка либо перерезать горло собаке, либо идти на костер, они все отказались… И все, все 257 человек были сожжены заживо. Мы не могли нарушить этот закон. Это означало бы нарушить главные постулаты нашей веры и осквернить память наших собратьев. А Жеводан не отдал бы Грааль без боя…

— Признаться, я очень сильно сомневаюсь, что кровь Жеводана — невинная, — съязвил я. — Но как бы там ни было, а кубок вы не получите. Не обессудьте, дедушки, но у меня он будет сохраннее, хоть я и далеко не Совершенный… Лучше скажите мне вот что: это правда, что если из него… м-м… отпить, то…