— Я беременна, Эрик.

* * *

Всю дорогу до Фьельбаки они просидели молча. Вначале Паула осторожно спросила Патрика, не хочет ли он, чтобы она взяла разговор на себя, но он лишь покачал головой.

По дороге они забрали пастора Лену Аппельгрен, которая теперь сидела на заднем сиденье. Задав все необходимые вопросы, она тоже хранила молчание.

Когда они въехали на дорожку перед домом Кельнеров, Патрик пожалел, что взял полицейскую машину, а не свою «Вольво». Увидев полицейскую машину, подъезжающую к дому, Сия сразу же поймет, в чем дело.

Он нажал на кнопку звонка. Сия распахнула дверь через пять секунд, и он понял по выражению ее лица, что был прав.

— Вы нашли его, — проговорила она, плотнее закутавшись в кофту, когда холод с улицы проник в распахнутую дверь.

— Да, — сказал Патрик. — Мы нашли его.

Несколько мгновений Сия казалась собранной, но потом ноги у нее подогнулись, и она рухнула на пол в прихожей. Патрик и Паула подняли ее. С их помощью женщина добралась до кухни, где они усадили ее на один из стульев.

— Может быть, позвонить и позвать кого-нибудь? — спросил Патрик, садясь рядом с Сией и держа ее за руку.

Кажется, она задумалась. Похоже, ей трудно было собраться с мыслями.

— Привезти сюда родителей Магнуса? — спросил он.

Она кивнула и спросила дрожащим голосом:

— Они уже знают?

— Нет, — ответил Патрик. — Но двое наших людей поехали к ним, и я могу позвонить и попросить, чтобы они приехали сюда.

Однако это не потребовалось. Еще одна полицейская машина припарковалась рядом с машиной Патрика, и он понял, что Йоста и Мартин уже все сделали — с ними были родители Магнуса. Они вошли в дом, не звоня в дверь, и Патрик слышал, как Паула разговаривала вполголоса с Йостой и Мартином. Через окно кухни он увидел, как они снова вышли наружу и уехали.

Паула вернулась в кухню в сопровождении Маргареты и Торстена Кельнеров.

— Я подумала, что нам не стоит находиться здесь вчетвером, так что я отправила их обратно. Надеюсь, это была правильная мысль?

Патрик кивнул.

Маргарета подошла к Сие и обняла ее. В объятиях свекрови Сия впервые всхлипнула; вдруг все барьеры снялись, и она разрыдалась. Лицо Торстена было бледное и потерянное, и пастор подошла к нему и представилась.

— Сядьте, а я пока сварю кофе, — сказала Лена. Они знали друг друга в лицо, но не более того, и она прекрасно понимала свою задачу — держаться в тени, подключаясь, когда это необходимо. Ситуации такого рода всегда развивались непредсказуемо, и иногда ее роль сводилась к тому, чтобы варить кофе. Она порылась в шкафу и вскоре нашла все, что требовалось.

— Ну-ну, Сия, — проговорила Маргарета, гладя невестку по спине.

Встретившись с ней взглядом, Патрик едва не отвел глаз, увидев безграничную скорбь в глазах матери, только что потерявшей сына. Однако у нее хватило сил на то, чтобы поддержать невестку. У некоторых женщин внутри железный стержень — их можно согнуть, но нельзя сломить.

— Соболезную, — проговорил Патрик, обращаясь к отцу Магнуса, который сидел и смотрел в одну точку. Торстен не ответил.

— Вот, выпейте кофе, — сказала Лена и поставила перед ним чашку, на несколько секунд положив руку ему на плечо. Поначалу он не отреагировал, но потом слабым голосом произнес:

— Сахар…

— Сейчас-сейчас, — ответила Лена, порылась в шкафу и выставила на стол пакет кускового сахара.

— Не понимаю, — сказал Торстен и закрыл глаза. Затем он снова открыл их и повторил: — Не понимаю. Кто мог желать Магнусу зла? Кому могло прийти в голову убить нашего мальчика?

Он бросил взгляд на жену, но она не слышала. Она по-прежнему стояла, обнимая Сию, а на ее сером свитере растекалось большое мокрое пятно.

— Мы пока этого не знаем, Торстен, — ответил Патрик и благодарно кивнул пастору, которая поставила и перед ним чашку кофе, прежде чем усесться за стол.

— А что вы вообще знаете? — хрипло проговорил Торстен.

Маргарета кинула на него предупреждающий взгляд — только не сейчас. Момент выбран неудачный.

От взгляда жены он опустил голову и потянулся за сахаром, который в мрачном молчании стал размешивать в чашке.

За столом стало тихо. Рыдания Сии утихали, но Маргарета по-прежнему обнимала ее, отложив собственное горе на потом.

Сия подняла голову. На щеках остались полосы от слез, голос едва повиновался ей, когда она выговорила:

— Дети. Они же ничего не знают. Они в школе. Надо привезти их домой.

Патрик кивнул. Потом поднялся, и они вместе с Паулой направились к машине.

Он закрыл ладонями уши. Ему было непонятно, как такое маленькое существо может производить столько шума и почему все оказывают этому уродцу столько внимания.

Все изменилось после отпуска в кемпинге. Мать становилась все толще и толще; в конце концов она исчезла на неделю и вернулась домой с сестренкой. Все это вызывало у него множество вопросов, но на них никто не намеревался отвечать.

До него теперь вообще никому не было дела. Отец держался как обычно, а мать не сводила глаз со сморщенного маленького существа. Она все время носила на руках сестренку, которая лишь оглушительно кричала, постоянно кормила ее, переодевала, пела ей песенки и разговаривала с ней. Он только мешал, и единственный раз, когда мать обратила на него внимание, ему досталось по первое число. Ему вовсе не нравилось, когда она ругала его, но даже это было лучше, чем полное безразличие.

Более всего ее раздражало, что он слишком много ест. К еде она относилась очень серьезно.

— Надо думать о фигуре, — говорила она, когда отец просил подлить ему еще соуса.

Теперь он всегда накладывал себе еще, и не один раз, а два или три. Поначалу мать пыталась протестовать, но он лишь смотрел на нее и намеренно медленно накладывал себе еще одну порцию. В конце концов она сдалась и лишь смотрела на него сердитым взглядом. Он брал себе все больше и больше. Что-то внутри его наслаждалось отвращением в ее глазах, когда он широко открывал рот и заглатывал еду. Теперь уже никто не называл его любимым мальчиком. Он не был красив. Он был безобразен. Внутри и снаружи. Но она, по крайней мере, не игнорировала его.

Иногда мать шла и ложилась, пока малышка спала в коляске. Тогда он подходил к сестренке. В других случаях мать не позволяла ему притрагиваться к ней.

— Убери от нее свои грязные руки! — говорила она.

Но пока мать спала, он мог подойти, и посмотреть на нее, и прикоснуться.

Склонив голову на бок, он разглядывал девочку. Лицо у нее было как у маленькой старушки. Немного одутловатое. Во сне она сжимала ручки и шевелилась. Вот она сбросила с себя одеяло, но он не стал ее накрывать. С какой стати? Она отняла у него все.