уст это ни что иное, как комплимент, — улыбнулась Двачевская во все тридцать два. Ах ты ж стерва… — Ладно… Макс. Бывай.

Алиса бросила мне пару булок с кефиром, взвалила на себя пакет с остатками и, пару раз хлопнув меня по плечу, продефилировала в сторону своего домика, оставив меня немножечко кипящим. Опять. Несмотря на все мои попытки. Уделала меня парой фраз. У меня так скоро комплексы появятся.

— Спокойной ночи, рыжая, — бросил я ей вслед. Но ответа не последовало. Ладно, чего уж там. Переживу.

Возвращаясь в домик, я все никак не мог избавиться от мысли, что весьма эффектно сел в лужу. Я рассчитывал на небольшую и забавную расправу над рыжей фурией, но по итогу мы пережили небольшое совместное приключение и после весьма по-дружески покурили в импровизированной курилке за домиками. Что-то явно пошло не так.

Услышав, как Алиса захлопнула входную дверь, я улыбнулся мысли о том, как к ней сейчас подбежит Ульянка и, бешено жестикулируя руками, начнет рассказывать о встрече с привидением. А Двачевская, сразу же поняв, что к чему, снисходительно улыбнется, потреплет ее по макушке и отправит спать. И сделает себе еще одну заметочку. Что ей действительно повезло с соседушками.

Почему я вообще начал об этом думать? Охолони-ка, друже. Будто тебе действительно есть дело до того, какое мнение сложится о вашей с Дэном парочке у ДваЧе. Не начал же ты считать эту оторву подобием родственной души, в самом-то деле?

Так, минуточку… Чего-то треугольник с кефиром слишком… Легкий. Ну, разумеется. Пока я ходил за сигаретой, Двачевская проделала в одной упаковке маленькую дырочку и слила через нее весь продукт в кусты. Вот ведь лиса! Но я почему-то даже не злился. А на что? Сам виноват — прошляпил момент приема товара.

Вернувшись к себе, я расстелил кровать, снял с зарядки наушники, врубил первую попавшуюся мелодию и упал на мягкий матрац, безмятежно закрыв глаза.

«You make me feel invincible, earthquake, powerful. Just like a tidal wave you make me brave…»

Рандом подарил мне Skillet. Неплохо-неплохо. Самое то для такого вечера. Достаточно мощно, достаточно лирично.

Ладно, какие выводы стоит сделать из этого МАКСИМАЛЬНО нестандартного для меня дня? Подумать определенно было над чем.

В сущности, каждый из homo представляет собой вместительную коробку, набитую доверху всяким хламом. Есть в ней истинные богатства, есть вещи, имеющие свою цену, есть безделушки, не стоящие и гроша, есть и то, чего не должно бы быть вовсе, но мы, подобно отчаянным скрягам, храним все — и нужное, и ненужное, точно про черный день, про запас. Может не хватить целой жизни, чтоб разобраться во всем, что накоплено, и, стало быть, разобраться в себе самом.

С детства я был ученым. Во мне это, так сказать, забито генетически. А для любого ученого наступает однажды рубежный час, когда становится необходимым выбросить за порог всю заваль, все блестящие елочные украшения, все прочее залежавшееся барахло и ответить на самый трудный вопрос для натуры самолюбивой, но в то же время честной, — что важнее: научить или научиться?

Я оказался в предельно отличающейся от моих внутренних устоев обстановке. Словно в насмешку, Высшие Силы меня поместили туда, где еще лет пять назад я бы чувствовал себя как рыба в воде. Открытость, дружелюбие, беззаботность. Все это стало таким чуждым. Я пришелец для этого мира. Не потому что я путешественник во времени. Я просто другой. Я люблю одиночество. Но… или я убедил себя, что мне так лучше. А сейчас, смотря на всех этих ребят в нелепой пионерской форме, мне даже становится завидно, что ли. Да даже отмести их — мой лучший друг, оказывается, так на них похож. И я такой распрекрасный клапан.

А что хотеть? Столько времени угрохать на самокопания, искать причину расставания с той девкой в себе, хотя всего лишь стоило задаться вопросом — а я ли виноват? Моя ли доброта сыграла злую шутку, или же это в любом случае было бы закономерным итогом, какой бы модели поведения я не придерживался?

И почему, во имя всего святого, я, человек, который с закрытыми глазами может закрыть Боталлов проток, кандидат, мать их, ветеринарных наук, задается такими простецкими вопросами только сейчас?

Эх, черт с ним. Убедили. Я попробую стать язвой размерами поменьше. Может быть, в этом, как раз, и состоит цель этого потерянного во времени и пространстве лагеря?

И мы счастливы!

Ох, это будут тяжелые две недели.

В домик ввалился довольный Дэнчик. Его сияющая физиономия осветила домик не хуже настольной лампы.

— Так, рассказывай, чего ты там учудил? — спросил я, сразу же вынув наушники.

— Ох, Макс, ты не поверишь, — мой друг упал на все еще не застеленную кровать. Опять. — Вы, короче, когда сбежали, я приныкался там в темном уголке. Славя, значит, заходит такая. Ну и пока она там пыталась сообразить, что к чему, я аккуратненько на улицу вылез и снова уже зашел, но на этот раз нарочито привлекая к себе внимание, типа, привет, Славь, видел, как ты заходила в столовую, а я вот прогуливался как раз, надумал тебе компанию составить. Ну и она мне все как на духу — что вот, опять, кажись, Двачевская с Ульяной столовую вскрыли, все дела. Так расстроилась, между нами, девочками. Ей же теперь тоже влетит от Ольги, если это действительно они. Ну, я начал играть джентльмена, говорю, типа, не торопись с выводами, начал ее успокаивать. Потом она мне сама уже предложила посидеть, перекусить немного. Принесла кефира с булочками, мы посидели, поговорили обо всем. Про тебя, кстати, спрашивала, чего ты такой бука. Я и говорю — типа, Макс на самом деле очень хороший, просто с ним недавно случилась одна неприятная история, он и замкнулся. Попросил ее не доставать тебя с этим, она, кажется, поняла.

Ну, спасибо, блин, удружил. Болтун несчастный.

— В общем, мы посидели еще немного и разошлись. Короче, брат, это был один из самых лучших вечеров за последние… Да чего уж там — за всю жизнь, — Дэнчик мечтательно уставился в потолок.

Мда, видимо, для него Славя действительно стала довольно важным человеком. Ну, может, я немного и забегаю вперед, но то, что в сердце моего непутевого товарища что-то зазиждилось — определенно. Ладно, раз уж я решил для себя стать чуточку добрее…

— Дэн, тебе правда так важно, чтобы я участвовал в постановке девочек? — спросил я, пересиливая самого себя.

— Ну, да, а что? — оживился тот.

— Короче, я все