— Боюсь, что на свете найдется не много людей, с которыми ты захотел бы провести воскресенье, — как-то сказала она ему, полулежа на подушках в его большой двуспальной кровати и листая «Нью-Йорк тайме бук ревью».

Он согласно промычал в ответ, бреясь электробритвой в дверях ванной комнаты. Эмили перевернула страницу и сразу наткнулась на фотографию Джека Фландерса, выглядевшего гораздо старше и еще печальнее, чем она его запомнила В обзоре под названием «Весенние поэтические итоги» были фотографии еще трех авторов. Она пробежала взглядом все колонки и нашла то, что искала:

Достигнув зрелого возраста, некогда искрометный Джек Фландерс пришел к радующему глаз приятию порядка вещей — порой оно пронизано острым ощущением утрат. Его четвертая книга «Дни и ночи» демонстрирует отточенное мастерство, которое мы вправе от него ждать, но, кроме этого, кажется, больше нечем восхищаться. Приятие и сожаления — достаточно ли этого? Для повседневного существования — возможно; для высших запросов искусства — едва ли. Вашему покорному слуге не хватает огня прежнего Фландерса.

Некоторые любовные стихи волнуют, в частности «Айовский дуб», с его сильной, эротически заряженной последней строфой, и «Предложение руки и сердца», неожиданно открывающееся строчками: «Я смотрю, как ты играешь с собакой, и спрашиваю себя / Чего эта девушка от меня хочет?» Но подавляющее большинство стихотворений проскакиваешь, не находя в них ничего, кроме сентиментальности и общих мест.

Заключительную поэму, вероятно, следовало убрать из рукописи еще до того, как она пошла в типографию. Даже название — «Вспоминая возвращение в Лондон» — звучит неуклюже, сама же вещь является сомнительным экзерсисом на тему двойной ретроспекции: поэт сожалеет о том времени, когда он стоял перед парадным лондонского дома, сожалея о другом, еще более отдаленном времени. Сколько разочарований способно выдержать одно стихотворение, не рискуя при этом сделаться смехотворным?

Эту тоненькую книжку закрываешь с ощущением, что ты подхватил от поэта вирус «сожаления о сожалении», хотя почти не разделяешь его надежд.

А вот блистательно-смелый новый сборник Уильяма Крюгера — это настоящий поэтический фейерверк…

Жужжание электробритвы какое-то время назад прекратилось, и, подняв голову, она только сейчас увидела заглядывающего ей через плечо Майкла Хогана.

— Чем это ты увлеклась?

— Да так, материал об одном знакомом.

— Да? Кто же это?

На журнальной странице было четыре фотографии, и она с легкостью могла показать на любого автора, даже на Крюгера, все равно он никого не знал и они были ему безразличны, но в ней шевельнулся червячок верности старым привязанностям.

— Вот. — Ее палец коснулся лица Джека.

— У него такое лицо, будто он только что похоронил своего последнего друга.

Как-то в пятницу утром Сара позвонила Эмили в офис и оживленным голосом спросила, как та отнесется к ланчу вдвоем.

— Ты что, в городе?

— Ну да.

— Хорошо. А что тебя привело в Нью-Йорк?

— Вообще-то Тони приехал на деловую встречу, но главное, у нас билеты на «Вернись домой, гуляка» с Родериком Гамильтоном, а после спектакля мы с ним увидимся за кулисами.

Родерик Гамильтон, знаменитый британский актер, играл в пьесе, премьера которой недавно состоялась в Нью-Йорке.

— Здорово, — сказала Эмили.

— Когда Тони жил в Англии, они ходили в одну школу, я тебе рассказывала?

— Да, насколько я помню.

— Тони все не решался ему написать, но я его заставила, и вот мы получили совершенно чудное, очаровательное письмо, в котором он писал, что, разумеется, он помнит Тони и хочет его снова увидеть и будет рад познакомиться со мной. Потрясающе, да?

— Не говори.

— Короче. Мы остановились в «Рузвельте», Тони весь день занят, так почему бы нам здесь не поланчевать? У них тут есть очень милое заведение — «Лихой наездник».

— Что ж, подходящее название для двух старых кляч.

— Что ты сказала, дорогая?

— Не важно. Час дня тебя устроит?

Войдя в ресторан, она сначала подумала, что Сары еще нет, — сплошь незнакомые лица, — но затем увидела, что ей улыбается полноватая разодетая матрона, сидящая одна за столиком.

— Садись, дорогая, — сказала Сара. — Ты отлично выглядишь.

— Ты тоже, — ответила Эмили, хотя это была неправда.

В Сент-Чарльзе, одетая по-простому, Сара еще более-менее выглядела на свой возраст — Эмили в уме быстро посчитала: сорок один, — но здесь она казалась старше. Глаза подведены и оттенены, двойной подбородок, плечи опущены. По всей видимости, она никак не могла решить, какие из броских ювелирных украшений надеть к своему дешевому бежевому костюму, и в результате вышла из положения, надев все сразу. За последний год на зубах у нее появились основательные коричневые пятна.

— Дамы желают что-нибудь из бара? — поинтересовался официант.

— А как же, — быстро отреагировала Сара. — Мне сверхсухой мартини, безо льда, с долькой лимона.

Эмили заказала сухое вино («Мне сегодня еще работать»), и они постарались расслабиться.

— Знаешь, о чем я подумала, — сказала Сара — Я девять лет не была в Нью-Йорке. Здесь все так изменилось, просто поразительно.

— Ты должна приезжать сюда чаще.

— Знаю. Я бы с радостью, но Тони терпеть не может Нью-Йорк. Он ненавидит весь этот транспорт, и еще он считает, что здесь все слишком дорого.

— Мм…

— Да! — Сара опять оживилась. — Я тебе говорила, что мы получили весточку от Тони-младшего? — Несколько месяцев назад после разрыва с разведенкой — она нашла партнера постарше — Тони-младший уехал в Калифорнию и записался в морскую пехоту. — Он прислал нам из Кэмп-Пендлтона чудесное большое письмо. Конечно, отец до сих пор в ярости, он даже грозился лишить его наследства…

— Какого наследства?

— Ну, ты понимаешь, поразить его в правах. Я думаю, служба пойдет ему на пользу.

— А другие мальчики?

— Ну, Питер весь в учебе, каждый семестр попадает в список лучших студентов, а Эрик… Трудно сказать, он по-прежнему увлечен только машинами.

Разговор свернул на их мать, которую Эмили давненько не посещала Оказывается, Саре звонил из клиники социальный работник с жалобами на Пуки, нарушающую дисциплину.

— Что это значит?

— Она делает вещи, которые расстраивают других больных. Один раз в четыре утра она зашла в палату к какому-то пожилому мужчине и спросила: «Как, ты не готов? Ты забыл, что сегодня наша свадьба?» Она продолжала все в таком духе, пока он не вызвал сестер, чтобы они ее увели.

— О господи.

— Да, но он был очень любезен — я о социальном работнике. Он просто предупредил, что, если подобное будет продолжаться, нам придется ее забрать.