Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мама, как дальше жить будем?
Мама делает вид, что не понимает вопроса, и начинает что-то бормотать про пенсию и премиальные, которые вот-вот ей выдадут на работе.
— Я не о деньгах, — перебивает ее Ольга. — Я о Глебе. Мама, я хочу, чтобы он ушел.
— А я не хочу, — на удивление спокойно и твердо отвечает мама.
— Наша жизнь превращается в пытку! — убеждает Ольга. — Мы как на пороховой бочке сидим! Ты понимаешь, что мы занимаемся укрывательством преступника?
— Я не считаю Глеба преступником, — спокойно отвечает мать. — Он выстрелил от безысходности, от отчаяния. Ты в большей степени виновата в том, что случилось. Когда мужчины дерутся из-за женщины, виновата всегда женщина. Потому что она — провокатор.
— Хорошо, Глеб не преступник, — Ольга изо всех сил старается говорить спокойно. — Но он чужой нам человек. Пусть уходит и сам решает свои проблемы.
— Я его должница, — ровным голосом отвечает мама. — Он спас мне жизнь, и я обязана ему помочь.
— Пока ты будешь ему помогать, я сойду с ума.
— Я обязана ему помочь, — как заговоренная повторяет мама.
Мелкорослый, с неизменно озабоченным лицом директор фитнес-клуба придирчиво осмотрел Ольгу с головы до ног, собрал на переносице несколько морщин и сказал:
— Вообще-то нам нужны девушки с внешностью фотомоделей и ростом не ниже ста семидесяти. Но, так и быть, я возьму вас. Имейте в виду, что, когда я найду более подходящую кандидатуру, вы будете уволены. Оклад — четыре с половиной тысячи в месяц. И ни копейки больше!
Ольга согласилась. Ей подходил график работы, и она успевала после фитнес-клуба отработать полсмены в магазине строительных материалов. Туда ее приняли без оговорок на внешность, хотя старший менеджер и задал вопрос:
— Вы хоть сможете отличить дюбель от дюкера?
Оба слова были Ольге незнакомы, но она уверенно кивнула. Свободными теперь у нее оставались несколько вечерних часов по понедельникам и четвергам, и она подыскала вакансию уборщицы в компьютерном салоне.
На дочь совсем не осталось времени. Когда Ольга приходила домой, Ксюша уже спала, а когда уходила — еще спала. Зато на авансы, которые Ольга получила на всех работах, она смогла купить одно из пяти лекарств для Сергея.
Общение с мамой сводилось к коротким и малозначащим фразам. Ольга чувствовала, что стена, которая встала между ними, будет непреодолима до тех пор, пока в их доме живет Глеб. Но снова говорить на эту тему Ольга не могла и не хотела. Глеб был предупредительно-вежливым с Ольгой и всякий раз вопрошающе заглядывал ей в глаза, когда оставался с ней наедине на кухне. Он ждал от нее каких-нибудь слов, и Ольге казалось, что Глеб с облегчением воспринял бы даже упреки и оскорбления в свой адрес, лишь бы Ольга не молчала. Отношение к нему менялось у Ольги десятки раз за день, как если бы ей приходилось иметь дело с разными людьми: кого-то она люто ненавидела, к кому-то испытывала мучительное чувство жалости и острое желание защитить и помочь. Глеб это замечал и комментировал:
— Ну что ты мечешься, Оленька? Не выматывай себе душу. Все, что тебе нужно для счастья, есть. Есть ты и я. Есть Ксюша…
Ольга ни разу не смогла выслушать его и, закрыв уши, немедленно уходила из кухни к себе в комнату.
— Ты же любишь меня, — сказал он как-то. — Просто боишься признаться себе в этом.
«Это бред — я люблю Глеба!» — мысленно возмущалась Ольга, но слова Глеба оказались на редкость прилипчивыми, они въелись в ее сознание и время от времени напоминали о себе, заставляя Ольгу снова и снова убеждать себя, что это бред. Постепенно аргументы иссякали, как и желание переубеждать себя, и Ольга, чувствуя опустошение в душе, прекращала спор с невидимым оппонентом и с отупляющим равнодушием думала: «А зачем я терзаю себя? Что есть, то есть. Жизнь все расставит по своим местам».
Тут произошло событие, которое вынудило Ольгу первой заговорить с Глебом. Поздним вечером ей позвонил мужчина, который представился «честным и бескорыстным врачом». Не сразу Ольга поняла, что это тот самый врач, который зашивал порез на руке Глеба.
— Видите ли, в чем дело, — бархатистым голосом произнес он. — Когда я был у вас, я дал вашему молодому человеку редкое и сильнодействующее лекарство строгой подотчетности. И вот вчера к нам в больницу неожиданно нагрянула комиссия. Она выявила недостачу, и теперь я должен объяснить, какому больному и с каким диагнозом я дал это лекарство. Поймите меня правильно, но мне ничего не остается, как назвать ваш адрес и раскрыть диагноз: ножевое ранение в области запястья правой руки.
Ольга все поняла правильно.
— Сколько я вам должна? — глухим голосом спросила она.
— Лично мне ваши деньги не нужны! — торопясь и заикаясь, заговорил врач. — Но чтобы замять конфликт, нужно пятьсот долларов. А мне не надо ни цента…
— Хорошо, — произнесла Ольга.
— Деньги нужны срочно, — мягко добавил врач. — Желательно завтра. Подвезите их к Дворцу культуры «Москвич» к трем часам дня.
«Это проблемы Глеба! — решительно и зло подумала Ольга, опустив трубку. — Пусть сам отдувается!»
Она немедленно рассказала Глебу о звонке. Глеб воспринял новость спокойно, даже рукой махнул, словно хотел сказать, что проблема выеденного яйца не стоит.
— Конечно, я заплачу ему пятьсот долларов, — сказал он. — Трудность только в том, что все деньги у меня лежат на банковском счету, а документы остались дома. Ты займи у кого-нибудь пятьсот баксов под любые проценты, а я потом рассчитаюсь.
Ольга уточнила, что значит «потом», но Глеб неожиданно вспылил:
— Потом — значит потом!
Легко сказать — займи пятьсот долларов. Может быть, Ольге и удалось бы наскрести нужную сумму у подруг, но не в такие жесткие сроки!
* * *
Еще совсем рано, и за окном тяжело просыпается сырой рассвет. У Ольги сон поверхностный и тревожный. Она с кем-то разговаривает, у кого-то просит деньги, но лица людей все время меняются, дробятся на осколки, будто отражаются на поверхности неспокойной воды… Ольга просыпается оттого, что чувствует на своем лице чьи-то теплые пальцы.
Открывает глаза. На краю кровати сидит Ксюша в розовой пижаме и гладит ее по щекам.
Ольга вскакивает в постели, тревожно хватает девочку за руку, машинально щупает ее лоб.
— Что с тобой, доченька? Ты почему не спишь? У тебя что-нибудь болит?
Ксюша отрицательно крутит головой и ложится на подушку. Сердце в груди у Ольги пляшет и прыгает. Она смотрит на часы. Четверть шестого. Штора тихо колышется от слабого сквозняка. Слышно, как за окнами завелся автомобиль, как хлопнули дверцы…
Ольга опускается на подушку, гладит дочь по головке.
— Мамуля, — шепчет Ксюша. — Раньше было так хорошо. Мы ходили с тобой в кафе, ели мороженое, и ты улыбалась. А теперь почему-то все по-другому…