— Я курю очень редко. Помогает мысли собрать воедино.

Аня помыла их кружки и поставила в сушилку. Простое действие, но без суеты и будто само собой разумеющееся. Егор затянулся, наблюдая за ней.

— Я мотоцикл тут пока оставлю, — помялась и всё-таки посмотрела ему в глаза. — Ходить пока неудобно, не то, что в седло забраться.

— Я тебя отвезу. На машине, — его подкупала и одновременно обескураживала такая её открытость и озвучивание всего, как есть, хотя самой неуютно до жути. — Если хочешь, можем заехать в больницу. Проверим…

Она замотала головой, обрывая его.

— Нет, не нужно. Спасибо.

У входной двери Егор присел и подставил к Аниной ноге её обувь. Она растерялась и уставилась на него в недоумении. Он посмотрел на неё снизу вверх.

— Не делай пока резких движений, — обхватил её лодыжку, направляя стопу в кед. Оправил задник и завязал шнурок. Повторил то же самое со второй ногой и обулся сам. Поднялся, заметил, как засверкали её глаза, и открыл дверь.

Они доехали до общежития в тишине, но она не напрягала.

— Пообещай мне одну вещь, — повернулся к ней всем корпусом и замолчал.

Она изучала его глаза. Почему-то захотелось их закрыть, так зажгло внутри.

— Я всё не могла понять, какого серого цвета твои глаза, — произнесла, словно не услышала его слова.

— Обычного серого, — пробурчал Егор, смаргивая жжение.

— Они как речные камешки, — с каким-то облегчением подытожила Аня. — Лежат на солнце, серые и матово-однотонные. Но попадёт капля воды — они загораются и переливаются. Не превращаются в чёрные, а становятся сине-серыми.

— Аня, я не романтический герой, — она смутила его своим описанием.

Девушка покачала головой, губы дёрнулись в намёке на улыбку.

— Романтика здесь ни при чём. Я вышиваю иногда. И учусь швейному делу. У ниток много оттенков. Иногда очень романтических, — она усмехнулась, — по названиям. Есть цвет серых ракушек. Твои глаза меняют тон. Они у тебя не стальные, не серебряные. Они каменного цвета.

Егор прикрыл эти самые глаза. Сосредоточился и продолжил свою мысль.

— Пообещай, что сразу сообщишь, если кто-то начнёт к тебе приставать.

Она неосознанно подняла руку к брови и тут же её опустила.

— Обещаю.

— Вот так легко и сразу? — он нахмурился.

— Если я тебе сейчас откажу, ты пойдёшь и найдёшь того придурка, — она перефразировала его же слова, сказанные им вчера, и всё же коснулась брови, — которого отметелишь в ближайшей комнате. И мне придётся повиснуть на твоей шее. А я же сказала, что вешаться на тебя не буду.

Егор непроизвольно улыбнулся.

— Окно твоей комнаты сюда выходит?

Она кивнула, отсчитала от входа и указала на окно на втором этаже.

— Как поднимешься, помаши мне, — и опять эта сдерживаемая радость по всему лицу и во вспыхнувших голубых глазах. — Будем на связи, — провёл костяшками пальцев по её щеке, — искусительница.

Она вспыхнула.

Аня тихо вошла в комнату, прикрыла дверь и сразу прошла к окну. Прижалась лбом к стеклу и махнула. Дождалась, пока машина Егора не скрылась из вида, и присела на кровать Васи. Подруга читала, лёжа на животе. Отложила книгу и поджала ноги. Аня продвинулась к стенке и подтянула коленки к груди, не обращая внимания на до сих пор тянущее ощущение внизу живота. Вася молча ждала. Она никогда не видела Аню такой. Растерянной что ли. Как будто не осмеливающейся на что-то решиться.

— Вась, — Анька положила голову на колени и мельком взглянула на Василису.

— Что? — подбодрила Вася.

— Меня на руках носили, — сказала Аня и покраснела.

— Хорошо же, — Вася слегка ткнула подругу в бок пальцами ноги.

— Так хорошо, что страшно, — Аня распрямилась.

Василиса села рядом, подтолкнула Аню локтем, и та положила голову на плечо подруги. Вася провела рукой по Анькиной голове.

— Давай я чайник поставлю и хлеб с яйцом и молоком тебе пожарю?

Аня пожала Васину руку и согласно кивнула. Василиса занялась готовкой. Анька сползла вниз и легла на Васиной кровати.

Вдруг вспомнилась мама. Особенно остро почувствовались её руки. Мама обнимала маленькую Аню всегда с движением: поглаживала по спинке, волосам или голове. Аня закрыла глаза. Ощущение было настолько явственным, что по телу прошла дрожь. И тут же ему на смену пришло новое: другие, уже мужские руки, чуткие и очень сильные, касались её осторожно и одновременно жадно. Дрожь переместилась внутрь. Заныло в животе. Аня свернулась клубком, пытаясь унять волнение, и крепче сжала края кофты под подбородком.

Ближе к вечеру от Егора пришло сообщение: «Как самочувствие?» Приятно и неловко.

«Нормально» — она ограничилась одним словом. Не писать же ему, что прокручивает в голове их разговор и произошедшее между ними, и, что бы она не говорила, не понятно, как ей себя вести с ним теперь.

Утром Аня встала с чётким пониманием двух вещей. Во-первых, как бы ей ни была дорога память о маме и как бы ни благодарила она мечту, которая упорно держала и привела её в город, но пошив одежды — не её дело. Она будет шить, только сопутствующие детали, и плотнее займётся вышивкой. Во-вторых, тот страх, который накрыл её недавно и вынудил на серьёзный отчаянный шаг, ушёл. Не потому, что она познала мужчину физически, а потому, что вдруг появилась уверенность, что она не одна. Оказывается, невероятно приятно осознавать, что за тебя снова могут заступиться. Странно, но её это не угнетало, а давало поддержку и спокойствие.

Аня отказалась от подработки по курьерской доставке, которой занималась с первого курса. К лету подкопились и продолжали добавляться заказы на летние сумки, которые ещё весной она попробовала создавать полностью сама от выкройки из джинсовки и холщовки до финального оформления. К тому же, льняные мешочки для хранения и полотенца с вышивкой тоже пользовались спросом. Меньше, чем через год она закончит учёбу. Однако, сидеть целыми днями в ателье, окружённой запахами слежавшейся сезонной одежды, которую принесли на починку, чужих духов и тел, дышать кружащимися в воздухе пылью и ворсом и слушать жалобы и наставления старших коллег совсем не хотелось.

Ремонт в общаге сдвинулся из-за задержки поставки материалов. Студенты ходили недовольные, хотя многие нынче не разъезжались и оставались на месте независимо от отработки.

Через пару дней тело пришло в норму, и Аня забрала свой мотоцикл. Егора не было дома. Во всяком случае никакого его транспорта она не увидела во дворе. Аня не стала задерживаться. Глупо стоять с задранной головой, выстраивая в голове переходы из лифта и по квартире и угадывая его окна. А если он её увидит такой, подлавливающей его, когда она пообещала без последствий и навязывания, то в глаза ему больше никогда посмотреть не сможет.